Сергей Шикера - Египетское метро

– То есть вы считаете, что всё это было…

– Откосить он, сучонок, решил – вот что это было. Уж не знаю, что у них там в купе произошло, но весь этот маскарад с платьем… – проводник, кисло поморщившись, покачал головой. – Не-ве-рю!

Помолчав, подумав, Тягин сказал:

– Чем всё это устраивать, не проще ли ему было тихо сойти на какой-то станции до Одессы?

– Проще, – согласился проводник. – Хотя тоже: как знать. Искать-то всё равно бы стали. Мне кажется, он просто заснул. Присел обдумать, что ему теперь делать, как быть, накатил стакан и отключился. Если он вообще соображал, что натворил – затихла и хорошо. Пьяный же был в умат. В последний раз из вагона-ресторана возвращался, от стены к стене штивало… Так что скорее всего заснул, а проснулся уже после Вознесенска. Это последняя остановка. Следующая уже Одесса – через три часа. Он её не додушил, кстати. Как выяснилось. – Проводник постучал средним пальцем себя в грудь. – Сердечко у девочки слабое оказалось… Так что, строго говоря, он ее не убивал. Но тогда, в тот момент решил, что убил. Поэтому всё это и устроил.

– А что если все-таки не он? А историю с помешательством придумал от безысходности.

– Ну а кто тогда? Там же еще и деньги у нее нашли: двадцать тысяч зеленью, не хухры-мухры. Выходит, не из-за денег? Значит, посторонний исключается. Хотя, конечно, теоретически можно допустить, что где-то в соседнем вагоне ехал, допустим, ревнивый муж или любовник этой дамочки, который ночью прокрался и быстренько всё обделал, её убил, его подставил… Это было бы красиво. Но такое только у Агаты Кристи бывает. А я сторонник объяснений попроще.

– А эта женщина с парнем была знакома?

– ?

– Которая потом приходила. Майя.

– Не знаю. Что-то она мялась-мялась, я так и не понял. Может быть, ей говорить о нем было неприятно… Идём! – Проводник шлёпнул ладонью по пластиковой столешнице. – Идём-идём, два шага.

Он вскочил, запахнул куртку и попросил барменшу не трогать их стол. Они вышли в густеющий теплый туман, прошли по битому мокрому асфальту с полсотни метров, и проводник остановился перед окнами салона красоты.

– Вот она, – показал Иван на парикмахершу, склонившуюся над клиенткой в ближайшем к ним кресле. – Майя. Ну как? Просто звезда!

Образец, как показалось сначала Тягину, несколько уступал восторженным описаниям, но, приглядевшись, он согласился: парикмахерша – яркая, стройная, гибкая шатенка – была и впрямь хороша. Когда она, выпрямившись, повернула лицо к окну, проводник помахал ладонью.

– Привет, красавица!

Из залитого белым светом помещения парикмахерша их, стоящих в темноте, скорее всего, видеть не могла, и, постояв еще с минуту, полюбовавшись, они пошли назад.

– Так вот почему вы теперь здесь сидите, – сказал Тягин, усаживаясь за стол.

Проводник не сразу понял.

– Здесь сижу?.. Почему? А-а, вы о ней, что ли? О Майе? Да ну! Я тут живу через Соборку. На Греческой. Просто совпадение… Нет, мне это ни к чему. Это я тогда под градусом немножко был, вот меня и повело. А так мне и моей Людмилы с головой хватает.

Они посидели еще немного, и неугомонный Иван пригласил Тягина к себе в гости. Кажется, он был из тех, что могут бодрствовать сутками и пить не пьянея. У него оказалась маленькая, очень уютная комнатка в небольшой коммуне. Здесь было много книг, несколько полок виниловых пластинок и чересчур много, на взгляд Тягина, мелких предметов. Судя по обстановке, хозяин был живым, любопытным, жадным до жизни человеком с богатой биографией.

Сидя глубоко в кресле и уже, кажется, борясь со сном, Иван пожаловался:

– В последнее время ерунда одна начала пугать. Боюсь умереть от ужаса перед неопознанным. Серьезно. Сердце разорвётся и всё. И ведь как обидно будет, если окажется какая-нибудь простейшая чепуха. А ведь так и окажется. Такое уже бывало. Однажды ночью, с феном. Шел в темноте из туалета, споткнулся у стола, и он случайно попал под руку. Людмила оставила. И вот я его, собаку, кручу-верчу в темноте, и чувствую: всё, считанные секунды мне остались – или сейчас пойму что у меня в руках или умру. Паника! Но тут ладно: свет включил и увидел. А ведь так же может и мысль какая-нибудь случайная угробить. Недавно, тоже среди ночи, вдруг в голове как завертелась фраза. Ты только послушай, – и проводник, подобрав ноги и наклонившись, отмахивая указательным пальцем, раздельно произнес: – «Приведите реальный пример, показывающий, как одитор стал бы использовать эмоцию, чтобы определить положение преклира на шкале тонов». Каково, а? И сердце сразу, как бешеное: тук-тук, тук-тук, тук-тук! Клянусь, думал помру! Еще секунда и помру! Слава Богу, вспомнил! Такие вот теперь у меня страхи.