Джозеф Кутзее - В сердце страны

– Да, мисс, она большая, человек туда легко войдет.

– На всякий случай покажи мне, как туда входит человек.

– Я? Нет, мисс, мне еще не пора лезть в могилу! – Он смеется, но не сдвигается с места, только заламывает шляпу на затылок.

176. Завязав юбку вокруг коленей, я спускаю ноги в дыру. Я пролезаю в темноту задом наперед. Хендрик наблюдает, опершись на лопату. Я вся внутри. Пытаюсь выпрямиться, но не могу вытянуть ноги.

Я сворачиваюсь на холодной земле, отвернувшись от света. В волосах у меня полно грязи. Я закрываю глаза, чтобы посмаковать темноту. Заглянув в свое сердце, я не нахожу никаких причин, чтобы уйти отсюда. Я могла бы устроить себе здесь второй дом. Хендрик мог бы приносить мне еду. Мне нужно очень мало. По ночам я бы выползала, чтобы размять ноги. Возможно, со временем я бы даже научилась выть на луну, крадучись бродить вокруг дома на ферме, отыскивая объедки. Я не нахожу ни одной причины, по которой мне стоило бы открыть глаза.

– Да, – говорю я Хендрику. Голос у меня осип, слова отдаются в голове. – Она достаточно большая. Помоги мне вылезти. – Он наклоняется, глядя на рот своей хозяйки, шевелящийся в тени норы, произнося слова.

177. Тело лежит на полу ванной наготове, зашитое в серый брезент. Я слышала, что моряки делают последний стежок, прихватывая для верности нос, но я не могу заставить себя это сделать. Я не плакала, подготавливая тело к погребению. Дело не в том, что я бессердечная. Кто-то же должен омыть тело, кто-то должен вырыть могилу.

178. Я выхожу на веранду и зову громким и уверенным голосом:

– Хендрик! Хендрик появляется из тени и проходит по двору.

– Хендрик, возьми, пожалуйста, тачку и поставь ее у дверей кухни.

– Да, мисс.

Когда он подходит к черному ходу, я жду его там.

– Иди и помоги мне нести тело.

Он смотрит на меня с сомнением. Именно в этот момент он заартачился. Я к этому готова.

– Хендрик, я хочу поговорить откровенно. Мы не можем больше ждать. Сейчас жарко, хозяина нужно похоронить. Сделать это можем только мы с тобой. Я не могу сделать это одна, и я не хочу привлекать к этому делу чужих. Это семейное дело, нечто личное. Ты понимаешь, что я говорю?

– А как насчет священника? – Он бормочет себе под нос – он не уверен, с ним не будет хлопот.

– Ну же, Хендрик, мы не можем терять время. Помоги мне донести его. Я поворачиваюсь, он следует за мной.

179. Мы поднимаем сверток – он за голову, я за ноги, и несем его через дом на солнечный свет. Нас никто не видит Никогда не было никого, кто мог бы увидеть, что здесь происходит. Мы за пределами закона, поэтому живем только по тому закону, который признаем сами, ориентируясь на свой внутренний голос. Мой отец полулежит в тачке, в последний раз объезжая свои владения. Мы с трудом толкаем тачку по дороге на кладбище—Хендрик подталкивает сзади, я придерживаю ноги в мешке, чтобы они не соскользнули.

180. Хендрик не хочет иметь ничего общего с погребением.

– Нет, мисс, – повторяет он снова и снова, пятясь и тряся головой.

Я толкаю и тяну, пока тачка не оказывается прямо у входа в туннель. Если бы у меня было достаточно времени, я смогла бы сделать то, что под силу мужчине. Зажав лодыжки под мышкой, я пытаюсь приподнять тело. Тачка накреняется, я отпрыгиваю назад, и тело соскальзывает на землю лицом вниз.

– Не стой вот так, помоги мне! – ору я. – Ты проклятый пьяница, это все твоя вина, твоя и твоей шлюхи! – Я вне себя от ярости.

Он поворачивается, нахлобучивает шляпу на голову и начинает удаляться.

– Дерьмо! Трус! – пронзительно кричу я ему в спину. По-женски неумело швыряю в него камень. Камень не долетает. Он не обращает никакого внимания.

181. Бедра слишком широки для дыры, тело не пролезает на боку, а согнутые колени невозможно выпрямить под брезентом. Мне нужно либо расширить дыру, либо распороть брезент. Терпеть не могу уничтожать хорошее рукоделие. У меня нет с собой ни ножа, ни лопаты. Я рою землю камнем, но это не дает почти никаких результатов. Мне следовало завязать брезентовый мешок веревкой, тогда бы я смогла за него ухватиться, мои пальцы устали сжимать и тянуть.

182. Когда я возвращаюсь с лопатой, мухи уже здесь, они тучей поднимаются с серого мешка и жужжат в воздухе, с нетерпением поджидая, когда я уйду. Я машу руками. Скоро вечер. Как летит время, когда занят! Лопата не такая, как мне нужно: она предназначена, чтобы перекидывать землю, а мне надо, чтобы она вгрызалась в землю. Я рою краем лезвия, время от времени высекая искры из надгробного камня и обдавая себя грязью. Наконец мне удается расширить нору на один-два дюйма.