Жаклин Митчард - Поворот судьбы

— Ты сошел с ума и, по-моему, получаешь от этого удовольствие, — тихо произнесла я, положив вилку на тарелку и прислушиваясь к шуму, наполнявшему зал ресторана. — Я не хочу сказать, что ты сумасшедший, которому можно посочувствовать. Нет, Лео, ты упорствующий безумец. Тебе нужна помощь. Тебе стоит поговорить с кем-нибудь, прежде чем отправиться в это дурацкое, никому не нужное путешествие.

— Джулиана, ты не в состоянии смириться с тем, что мы с тобой не одно целое. Мы не можем одновременно хотеть исполнения одних и тех же желаний.

— А я и не имела это в виду, хотя те клятвы, которые произносились во время венчания, были, как я понимаю, как раз об этом. Я не предлагаю тебе, чтобы мы срослись в области шейки бедра. Но твои поступки не вписываются в рамки нормального. Лео, ты должен это видеть сам. Не пугай меня. Мне кажется, что я в одной комнате с невменяемым или пьяным.

Лео медленно вздохнул и задержал дыхание, после чего начал так же медленно выпускать воздух через рот. В последнее время он делал это постоянно, и мне начало казаться, что он задувает меня, как свечу. Его привычка задерживать дыхание раздражала меня, как скрежет вилки о тарелку. Мне хотелось ударить его.

— Но я знаю, что именно то, чего я хочу, и спасает меня. Это и есть та помощь, о которой ты говоришь. Другая мне не нужна.

Мне требуется время, чтобы распланировать, как жить дальше нашей семье — тебе, мне и детям.

— И нет альтернативы, Лео?

— Я ее не вижу.

— Не видишь?

Лео опустил голову на сплетенные пальцы рук.

— Я знаю одно, Джулиана, — я не могу больше оставаться здесь. Я хочу найти выход. Мне требуется перерыв.

Он и вправду искал выхода.

У меня тоже не было альтернативы, кроме как встать и уйти из ресторана. Я задыхалась, а мое бедро донимало меня болью. Я решила, что так мой организм отвечает на стресс. Я встала и пошла между столами, которые выстроились в два ряда по обе стороны от меня. Мне они показались клетками с животными, и я знала, что не должна выходить за границу ковра, если хочу счастливо избавиться от этой духоты, от этой ловушки. Передо мной была дверь. Я открыла ее. Когда мы пришли в ресторан, я заметила, что там всего четыре ступеньки, ведущие в фойе. Но как только я сделала первый шаг вниз, ступеньки вдруг, как по волшебству испарились, и я полетела вниз. Я тяжело приземлилась на колени.

— Джулиана! — закричал мне вслед Лео. Он стоял позади меня. Я оглянулась и заметила его испуганный взгляд. Потом посмотрела на колени, обтянутые чулками. Они кровоточили так, словно по коже прошлись пилой. Я протянула руки к Лео, который легко подхватил меня, хотя мы были с ним приблизительно одного роста, и отнес меня к машине. Там он спросил, надо ли нам ехать в больницу. Я покачала головой и, рыдая, попросила отвезти меня домой. Дома Лео промыл мне раны на коленях и вытащил из ссадин кусочки камней. Он сделал все, что положено в таких случаях, а в заключение перевязал мне колени.

Только когда рентген подтвердил, что у меня нет переломов, Лео начал собирать вещи.

Как мне иногда жаль, что меня не выгнали из школы.

Но что случилось, то случилось. Я даже не взбунтовался.

Я ни разу не был замечен хоть в одном сколько-нибудь серьезном проступке.

Да и в поступке тоже.

Двойная жизнь, которую так успешно вел наш отец, стала в моей школе темой разговоров. Были такие, кто начинал с фразы типа «О, я знаю, через что тебе пришлось пройти, потому что мои родители тоже развелись…» Штейнеры являлись довольно известными в Шебойгане людьми, поэтому тема вызвала не просто интерес, а ощутимый резонанс.

Я не могу сказать ничего определенного о своем отношении к школе. С одной стороны, у нас в Шебойган ла Фоллетт не было слоняющихся без дела подростков, которые ходили с оружием по улицам. Просто здесь было невыразимо скучно. Например, я делал подсветку для школьной постановки, которую повторяли из года в год. Скажу вам честно: вы не жили, если не видели героиню, ростом дюймов на шесть выше главного героя, с челюстью, как у бульдога, которая при этом поет: «О, есть ли место на земле, где мы любовь найдем?» В конце спектакля барышня падает на кровать, как будто ее подвергли казни отсечением головы. Такие постановки противоестественны, не говоря уже о том, что они не имеют никакого отношения к драматическому искусству.

В школе была разношерстная публика: кто-то должен был вырасти и стать владельцем свинофермы, а кто-то банкиром…