Александр Косарев - Сокровища Кенигсберга

Далее, уже на пишущей машинке, было допечатано: «Доктору искусствоведения Альфреду Роде», и чуть ниже стояла черная со свастикой печать Главного управления имперской безопасности (ГУИБ).

Роде вопросительно поднял глаза на оберштурмбаннфюрера:

– И здесь тоже подпишите, – подтвердил Вист, – если Вас не затруднит.

Далее шли три странички машинописного текста, сделанного явно под копирку. Директору Прусского музея изобразительных искусств также никогда не попадали в руки и столь жесткие и решительные приказы из ведомства, которого заслуженно побаивались все подданные Третьего рейха. Поневоле разволновавшись, он начал торопливо просматривать четкие воинские формулировки секретного плана «ГРЮН».

План этот, к слову сказать, предусматривал, что в случае возникновения реальной угрозы захвата русскими войсками материальных ресурсов, предметов военного назначения или культурных ценностей, размещенных в специальных хранилищах, лица, ответственные за эти материальные и культурные ценности, совместно с уполномоченными ГУИБ должны были осуществить следующие мероприятия:

«В срок до седьмого апреля 1945 года завершить концентрацию подготовленных к длительному хранению ценностей и провести все мероприятия по маскировке спецобъектов. По получении сигнала «Морской змей» привести в действие систему затопления вышеупомянутых объектов. Данный сигнал должен поступить либо с фельдъегерем, за подписью коменданта гарнизона крепости Отто фон Ляша, либо по радио на частотах * * * * в виде троекратного повторения его в течение двух часов по шесть раз в течение часа». Далее шли ряды непонятных цифр.

В завершение всего перед Роде появилась копия приказа о назначении оберштурмбаннфюрера Георга Виста уполномоченным ГУИБ по обеспечению исполнения плана «ГРЮН» на хранилищах BS KK HZ. Пока д-р Роде знакомился со всеми предназначенными для него документами, Вист непрерывно курил, выпуская узкие струи дыма в вытяжной люк на потолке. Когда же процесс изучения и подписания документов был закончен, оберштурмбаннфюрер сноровисто сгреб все бумаги обратно в конверт, заклеил его и вновь спрятал в свой тайник.

– А теперь, господин директор, займемся делом, – подвел черту под официальной частью черномундирный уполномоченный.

Он аккуратно утопил окурок в пепельнице и придвинулся ближе к Роде:

– Надеюсь, доктор, Вам ясна историческая важность и значимость для нашей великой нации возложенной на нас с Вами миссии?

– Вообще-то, конечно, господин... – неуверенно начал Роде.

– Пусть враг даже и ворвется в НАШ Кенигсберг, – вещал тем временем эсэсовец, совершенно его не слушая, – пусть даже он сотрет с лица земли все наши защитные укрепления. Кроме безжизненных руин, большевикам все равно ничего не достанется. Рано или поздно русские уйдут из нашего города, вернутся в свои северные леса, а мы, немцы, все равно останемся хозяевами на этой земле и возвратим себе все то, что сейчас будет нами укрыто. Вот поэтому, г-н доктор, еще раз напоминаю Вам о строжайшем сохранении тайны, независимо от возможных поворотов переменчивой военной удачи. Ценности, находящиеся под нашим, гм-м-м, присмотром, столь велики и за них уплачено столькими жизнями, что еще две наши жизни, дорогой мой профессор, поверьте уж старому вояке, не перевесят чашу весов, нет не перевесят!

И он так пронзительно взглянул на съежившегося на диване искусствоведа, что у того мигом вспотел затылок. Поняв, что переборщил, Вист успокаивающе похлопал его по плечу.

– Да что Вы, милейший, заерзали? Не надо так волноваться, никто даже и не думает о том, будто Вы можете изменить рейху. Более того, в случае, если начнется штурм города, мне в Берлине специально поручили предоставить Вам совершенно безопасное убежище, рассчитанное на длительный срок пребывания в нем.

Роде, услышав, что о нем помнят даже в столице, несколько приободрился и даже позволил себе улыбнуться. Видя, что директор оттаял, Вист, ругая себя в душе за неуместный нажим, поспешил перевести разговор на другую тему.

– Да, кстати, доктор, доложите мне, какое количество ящиков Вы уже передали нашей «похоронной команде», извините уж меня за несколько окопный юмор, – скаламбурил матерый эсэсовец, ни разу в жизни еще в окопах не сидевший. (Он, что самое удивительное, так и не попадет в это привычное уже миллионам немцев место, ему будет уготована совсем другая судьба.)

– И вот еще что, – добавил он, подумав: – выделите мне в вашем списке особо те ценности, из общего их числа, которые были подготовлены Вами именно для длительного хранения.