Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

А со зрителями — триумф!

Это лишь считается, что римляне переняли его у этрусков. Эта страсть — в каждом человеке. Если что римляне и переняли, то лишь некоторые внешние приёмы, безусловно, по-этрусски роскошные.

Римское триумфальное шествие начиналось на Марсовом поле за стенами Великого Города, затем, пройдя через весь город к Форуму, заканчивалось у Капитолия. Впереди шли сенаторы и магистраты, за ними несли военные трофеи, и только потом следовал сам триумфатор, облачённый в шитую золотом пурпурную мантию, со скипетром из слоновой кости и лавровым венком на голове. Ехал триумфатор на пылавшей золотом колеснице, запряжённой четвёркой белоснежных лошадей. За ним шли воевавшие под его командованием легионеры, за ними гнали нескончаемые колонны пленных, побеждённые цари шли босыми, некоторых, искусно доведённых до звероподобного состояния, и вовсе везли в клетках. Заканчивалось всё угощением войска и населения Города. Ну и подарками, конечно.

Всё это шествие, подарки и угощение оплачивал сам триумфатор, стоило это многих и многих состояний, но — на удивление равнодушных к власти — несмотря на разорительность триумфа, в домогающихся его недостатка не было.

Однако добиться позволения сената на проведение триумфального шествия трудно: разрешение даётся только в случае достаточно кровопролитной победы — при умерщвлении более пяти тысяч врагов Рима. Поэтому для многих римских военачальников и даже консулов триумф оставался вожделенной мечтой, в достижении которой не могли помочь ни состояния, ни интриги на Капитолии, ни собственные, пусть даже необыкновенные, качества.

Да, для всякого подпавшего дракону власти триумф во всём его многоцветии одежд поверженных врагов и блеске оружия легионеров — наивысшая из целей, и ради её достижения не могло быть такой подлости, перед совершением которой стоило бы остановиться.

Всякий — это и вожак ночного города тоже!

Тайное знание династии начальников полиции в том и состояло, что налёт, в глазах несведущего унижающий его жертв, был для них на самом деле противоположностью — триумфом!

В самом деле, чтобы задержать двух-трёх грабителей, чью вину удастся доказать, достаточно незначительного числа сотрудников городской тайной службы, скажем, трёх-четырёх. Налёт на притон ради этих двух-трёх излишен — напрасная трата сил, времени и средств. Сам же главарь и вовсе всегда оказывается для суда беспорочен.

Однако налёты испокон веков проводят.

И задействованы бывают все силы власти.

И что же?

Несведущему обывателю оставалось только удивляться, что всегородские грандиозные полицейские операции не приносили городу спокойствия. Напротив, наглость грабителей после налёта начинала перехлёстывать мыслимые пределы.

Налёт! Но кто потерпевший?

Двусмысленность всякого события одним удовольствие усиливает. А других, стоящих на низших ступенях пирамиды власти, лишает остатков разума, основанного на понимании закономерностей жизни, тем окончательно превращая их в дойных коров…

Или — в гребцов на триерах.

Подчинённых ритму, который отсчитывает давно обезумевший кормчий.

— На-а-лёт!.. На-а-лёт!.. — отбивал ритм начальник полиции…

Несколько часов назад, вскоре после того, как начальник полиции обнаружил, что кинжал у него похищен, он послал всех находившихся у него соглядатаев к главному притону. Он располагался на границе с кварталами любви, вернее, был одним из этих кварталов. Может, кто и посмеётся, что подчёркнуто одинаково одетые люди стоят столбами там, где мужчины появлялись лишь с наступлением темноты, но мелочь из свиты главаря даже не разбежалась — без приказа?! — но, напротив, замерла, притихла, окоченела — в страхе.

А волны их страха удовольствие триумфаторам только усиливают.

Чт`о одинаково одетые люди! Поставь начальник полиции на перекрёстках хоть боевых слонов — если бы они были, — мелочь всё равно бы не получила приказа скрыться. Согласитесь, красиво: низенькие домишки кварталов любви, красноватые отблески от светильников, полуобнажённые женщины — а над ними громады пышущих злобой боевых слонов с золочёными бивнями!

Слоны могут быть и днём, но сами налёты — только ночью.

Но не потому, что в темноте к притону можно подобраться незаметней. Разве могут остаться незамеченными колонны вооружённых легионеров с факелами, шествующих в красноватых отблесках знаменитых светильников кварталов любви?