Сергей Носов - Грачи улетели

По-настоящему в сон Щукина потянуло, когда уже стало светать. Утром был туман, даром что зима. Автобус остановился около живописной площадки для отдыха. Местный житель продавал здесь корзины, плетеную мебель, плетенных из прутьев причудливых птиц. “Покупайте”, – сказал водитель, чем сразу навел на мысль о комиссионных. Пассажиры высыпали наружу. Рассматривали, восторгались, но никто ничего не купил. Оба водителя вышли тоже – потягивались, разминали суставы, о чем-то беседуя с продавцом. Чибирев ходил среди птиц-плетенок, было зябко ему. Щукин смотрел на все это в окно, прикрыв один глаз. Уснул он прежде, чем автобус тронулся дальше.

А проснулся уже на границе с Германией – товарищ в бок его ткнул. “Уже?” – Щукин достал паспорт и протянул оказавшемуся перед глазами проверяющему; тот небрежно, как бы нехотя взял паспорт в руки, взглянул на визу и быстро возвратил Щукину. Он бы, может, и не стал беспокоить спящего, кабы не разбудил сосед.

Здесь уже снега не было. Поля, к удивлению путешествующих, были зелеными, травка росла. Местный обычай требовал обозначать их по краям проволочным ограждением, это тоже отметили.

Ну и дорога, автобан. А какой русский не любит быстрой езды?

Короче, когда въехали в Билефельд, светящийся витринами, Щукин и Чибирев были поражены тем, что витрины были без стекол… Как будто без стекол – настолько их стекла были чисты и прозрачны. Из череды светящихся картинок одна обоим врезалась в память – когда приостановились перед поворотом, Щукин сказал Чибиреву “смотри”, и тот увидел в ярком квадрате окна множество каких-то шевелящихся штук, – в каждой что-то вращалось, или что-то смещалось, или что-то качалось – с каждой что-то случалось (впрочем, одно и то же, постоянно повторяющееся), но то, что с каждой происходило, происходило ни для кого, потому что некому было смотреть на эту беспокойную кинематику, хотя почему ж? – смотрели и видели Чибирев и Щукин. Первый решил, что здесь продают часы; второй – что это мастерская по ремонту перпетуум-мобиле.

Встретил их Леня Телегин, он был один, Тепина не было.

– Я боялся, вы в ушанках приедете.

– И в валенках, – в тон ему добавил Чибирев. Телегин заплатил за проезд обоих, а багаж оплачивать не хотел, и тут у него приключился небольшой спор с водителями; обе стороны ссылались на прежние договоренности. Щукин и Чибирев деликатно отошли в сторону.

Когда утряслось, покатили тележки. Железнодорожный вокзал был рядом.

– А Тепа где?

– Тепа не доехал. Перехватим по пути. Он экономит на поезде.

– Обещал, между прочим, встретить на машине.

– А в аквапарк не обещал сводить?

Уже на перроне Телегин спросил:

– Сколько комплектов?

– Восемьсот, – сказал Чибирев.

– Ни хера себе!.. – повеселел.

Поезд сильно отличался от наших электричек, и прежде всего сиденьями. Вагон был пустым почти, ехали негр еще и пожилая чета.

Телегин стал расспрашивать о России. Как там дела, елы-палы? Скоро ли будет гражданская война? Оторвут ли президенту яйца? В те дни серьезно говорили о возможности гражданской войны в РФ, слишком уж поляризовалось общество, слишком обострился конфликт между ветвями власти.

– Что, правда, у вас на улицах стреляют?

В Германии он жил, по его же собственному выражению, как белый человек, то есть пользовался благами, которые тогда немцы предоставляли выехавшим из России евреям. Когда учились в институте, никому и в голову не приходило, что Телегин – “не русский”, был он “русский” как все, что, по сути, скорее означало вообще отсутствие определенной национальности, чем соответствие какой бы то ни было. У Телегина была репутация выпивохи, лоботряса, никаких особых талантов за ним не замечалось, к тому же он охотно рассказывал анекдоты, которые в ту пору многие находили антисемитскими, – правда, лишь по той деликатной причине, что это были анекдоты еврейские (спустя годы их бытование будут связывать не с происками мракобесов, но с известной чертой еврейского национального характера – самоиронией). Когда весной девяносто второго Телегин с женой и дочкой уехал по еврейским каналам в Германию, один из бывших однокашников так и сказал: “Так ведь он же анекдоты про евреев рассказывал!” Некоторые серьезно полагали, что он купил справку о происхождении (такое практиковалось). Но покупать что-либо подобное у Телегина необходимости не было: его бабушка по материнской линии законно лежит на еврейском секторе кладбища в Сестрорецке.