Виктория Токарева - Дерево на крыше [сборник]

Анжела уставала. Во сне ей снились уборка, глажка и крахмальные сорочки. Сорочка нужна была каждый день – форма одежды Николая.

Постепенно Анжела вошла в ритм. Попривыкла. Стирала машина. Посуду мыла машина. Для мытья окон – специальная жидкость. Раз прыснул – стекло блестит и отсвечивает.

Анжела забывалась и пела. Собака Гермес тут же принималась выть, не выносила организованных звуков. Приходила внучка Катюлечка и просила, чтобы не пели. У бабушки Лены болит голова.

Лена действительно мучилась мигренями, спала до часу дня.

Причина головной боли та же, что у Анны Карениной: праздность. Делать этой Лене нечего. Хоть бы цветы на клумбе полила… А зачем что-то делать, если все делается за нее.

При доме работали шофер и охранник.

Анжела заметила, что прислуга гораздо счастливее хозяев. У них есть цель и высокий смысл: откупить сына от армии, выучить дочь на врача, купить машину «газель» и заняться малым бизнесом. У каждого свое.

А что есть у Лены? Съездить на Кипр, потом в Карловы Вары на воды, летом в Сен-Тропе на море, зимой в Куршевель на лыжи.

Эти поездки как пятна на буром фоне ее монотонной жизни.

Лене не хватало любви. А без любви Лена не могла жить, поскольку больше она ничего не умела и не хотела. Только служить, угождать, обнимать, говорить слова, отдаваться, благоухать всеми неземными ароматами…

Николай часто оставался в Москве, в их городской квартире. Время от времени приезжал в загородный дом – семейное гнездо, и тогда Лена начинала его упрекать, выдвигать требования. Николай молчал, будто не слышал.

Выползали его родители – бесполезные старик со старухой. Приходили две дочери – нежные и прекрасные.

Пятилетняя внучка Катюлечка была центром стола. Она была главной, и все понимали, что она главная.

Семья усаживалась вокруг огромного овального стола. Три поколения: старики, дети, внуки. Все патриархально, чинно.

Все любили друг друга, и все страдали. Старики – от старости и болезней. Молодые – от зависимости и неопределенности.

Лена и Николай – от сердечной недостаточности. Обоим не хватало любви. Старая любовь – износилась до дыр, а новая – не пришла, и неизвестно…

И только Катюлечка была всем довольна. Ее любила куча народа, и каждый готов был отдать за нее свою жизнь. Все как в сказке.

Прошлая хозяйка Диана никогда не разговаривала с Анжелой по душам. Только по делу.

А новая хозяйка Лена – наоборот: «Брось ты эти тарелки, посиди со мной».

Анжела понимала: выслушивать – это тоже часть работы, такая же, как стирка, уборка и готовка. Лена раскрывала свою душу, как захламленный шкаф, а Анжела должна была перетряхивать залежавшееся и сортировать: что на стирку, а что в помойку.

У Лены было два лица. Одно – с улыбкой, и тогда лицо светилось как солнышко. Другое – без улыбки, тогда было видно, что верхняя губа кривоватая и злая.

Анжела, как правило, стояла у плиты. Следила за процессом. Лена с чашечкой кофе – у стола.

– Ты вообще ничего… – размышляла Лена. – Но чего-то не хватает. Я все думаю: чего тебе не хватает? Денег.

– Спасибо, я всем довольна, – отзывалась Анжела.

– Нет, не зарплата. Я имею в виду: макияж, имидж… У тебя имидж Золушки. А должен быть имидж принцессы.

Анжела не знала, что такое имидж, но догадывалась.

– А чем отличается Золушка от принцессы, кроме платьев и хрустальных башмачков? – интересовалась Анжела.

– Выражением лица. А выражение лица зависит от культуры. От количества прочитанных книг.

– Это дело наживное, – замечала Анжела.

– Как сказать…

Лена шла к бару, доставала коньяк. Добавляла в кофе.

– Я молодая ужасно хорошенькая была. Не веришь?

– Почему? Вы и сейчас хорошенькая. Вам больше тридцати никогда не дашь, – уверяла Анжела.

– Когда я была в твоих годах, меня даже милиционеры на улице останавливали.

– Документы проверяли?

– Какие документы… В то время Москва чистая была: ни терактов, ни кавказцев…

– А зачем останавливали?

– Посмотреть. А один молоденький милиционер в плечо поцеловал.

– Надо же…

– Коля любил меня, с ума сходил. А однажды случилось несчастье. Старшая Леночка упала с балкона и почти умерла. Клиническая смерть. Я молилась, не вставая с коленей, и отмолила у Бога. Леночка – отмоленный ребенок. Но я тогда весь год не спала с мужем. Не могла.

– Понятно…

– А он не понимал. Завел себе любовницу – секретаршу в посольстве. Мы тогда в Париже жили.

– В Париже? – поразилась Анжела.