Виктория Токарева - Этот лучший из миров [сборник]

Вышла в кухню, выплюнула. Сполоснула рот. Не пошло.

Марина оделась в свои московские тряпки. После костюма они казались ей цыганским хламом. Но черт с ним, с костюмом.

Барбара стояла у нее за спиной.

– Ты меня выплюнула, как коньяк, – сказала она.

– Не обижайся.

Марина подошла и обняла Барбару, без всякой примеси секса, просто как подругу. Барбара по-прежнему ничем не пахла – ни плохим, ни хорошим, как пришелец с другой планеты.

– Не обижайся, – повторила Марина. – Здесь никто не виноват.

Барбара тихо плакала.

Ей было тридцать три года, и никто ни разу не разделил ее любовь. Хотела ухватиться за русскую, но и та выплюнула ее, как грузинский коньяк.

Они стояли обнявшись – такие чужие, но одинаково одинокие, как два обломка затонувшей лодки.

Вечером пришли гости – пара лесбиянок. Подружки Барбары. Одна – лет пятидесяти, милая, домашняя, полнеющая.

«Шла бы домой внуков нянчить», – подумала Марина. Хотя какие внуки у лесбиянок.

Вторая – молодая, не старше тридцати. Спокойная, скромная, с безукоризненной точеной фигурой.

«Такая фигура пропадает», – подумала Марина.

Гости принесли пирог к чаю. Превосходный, с живыми абрикосами.

Барбара заварила жасминовый чай.

Сначала сидели молча. Рассматривали друг друга. Марина видела, что эта парочка ее оценивает: годится ли она в их ряды…

Марина смущалась, чувствовала себя не в своей тарелке. Она – другая. И она не хочет в их ряды. Никто никого не хуже. Но пусть все остается как есть. Они – у себя. Она – у себя.

Постепенно разговорились.

– А вы когда впервые влюбились в женщину? – спросила Марина у молодой.

– В детском саду, – легко ответила молодая. – Я влюбилась в воспитательницу.

– А вы давно вместе?

– Четыре года, – ответила старшая.

– Это много или мало? – не поняла Марина.

– Это много и мало, – ответила молодая. – Мы хотим остаться вместе навсегда.

– А дети? – спросила Марина.

– Мы думали об этом, – мягко ответила старшая. – Криста может родить ребенка от мужчины. А потом мы вместе его воспитаем.

– С мужчиной? – не поняла Марина.

– Нет. Зачем? Друг с другом.

Барбара синхронно переводила не только текст, но и интонацию. И Марине казалось, что разговор происходит напрямую, без перевода.

– Хорошо бы девочку, – сказала Криста. – Но можно и мальчика!

– И кем же он вырастет среди вас?

– Это он сам решит, когда вырастет. А в детстве мы отдадим ему всю свою любовь и заботу.

– А разве обязательно рожать? – вмешалась Барбара.

– Функция природы, – напомнила Марина.

– Женщину рассматривают как самку. А можно миновать эту функцию. Другие пусть выполняют. Женщин много.

Марина рассматривала сине-белую чашку. В самом деле: принято считать, что женщина должна продолжать род. А если она играет как никто. Если это ее функция – играть как никто.

– А в старости? – спросила Марина. – Старость – это большой кусок жизни: 20 и 30 лет. Как вы собираетесь его провести?

Это был ее вопрос и к себе самой.

– Мы купим коммунальный дом, – ответила Барбара за всех. – Один на троих. Или на четверых. У каждой будет своя квартира. Мы будем вместе, сколько захотим. И отдельно. Мы будем собираться на общий ужин. Вместе ездить отдыхать…

Вместе и врозь. То же самое выбрала Люси. Вернее так: жизнь подсунула.

А может быть: вместе и врозь – это единственно разумная форма жизни в конце двадцатого века. И она напрасно ищет полного слияния и, значит, – полной взаимности.

– Коммунальный дом – это наша мечта, – созналась Барбара.

Коммунальный дом. Коммуна. Но не та, что была в Совке, «на двадцать восемь комнаток всего одна уборная»… А та коммуна, которую все хотели, но никто не достиг. Только лесбиянки.

– А мне можно будет купить у вас квартиру? – спросила Марина.

Они улыбнулись улыбкой заговорщиков. Дескать, будешь наша – возьмем. Надо было вступить в их орден.

…Лесбийский мир, лесбийская культура, все это не вчера родилось, а еще при римлянах, которые основали этот город десять веков назад. Лесбос существует тысячелетия – чистота изнутри и снаружи, изящество, женская грудь, салфеточки, притирочки, никаких микробов, воспалений, не говоря уж о смертоносном СПИДе. Все стерильно, с распущенными шелковыми волосами, глубокими беседами, никто никого не обижает. Никакого скотства.

– Поедем танцевать, – предложила Криста. Она была молодая, и ей хотелось двигаться.

В клубе за столиками сидели голубые и розовые. Это был специальный клуб по интересам.