Эдуард Лимонов - Священные монстры (портреты)

Уф! Древний Новгород, считают Фоменко/Носовский, тот Новгород, который разгромил Иван Грозный (один из царей, выведенных по этим именем), не мог этот Новгород быть тем городом. Современным Новгородом, стоящим на реке Волхов. Новгородом - старой столицей Руси был Ярославль. Именно там были снесены крепостные стены (видны их следы) именно туда могла добраться карательная экспедиция из Москвы за время, упоминаемое в летописях, именно там есть, так называемое Ярославово городище.

Разумеется, чтобы сменить мировую хронологию, повернуть резко руль корабля Истории, необходима как минимум Мировая Революция, и смена хронологии тогда возможна в приказном порядке До этого Новой хронологии предстоит быть яркой, ошеломляющей новой верой, в которую хорошо бы обращались бы ежегодно тысячи особых верующих. Тех, ко формирует мнения. Я верю в то, что история короче. Я верю в то, что Христос младше на тысяч лет. Я верю даже в то, что Рим по своему стратегическому положению (вдали от моря, еле судоходный Тибр) не мог быть вечным городом. Когда я жил в Риме зимой 1974/75 годов, я обратил внимание на то, что античные храмы и постройки и старый Коллизей выглядят подозрительно молодыми. Прогуливаясь по Риму, я не мог отделаться от этой мысли.

Тадеуш Костровицкий, поляк, ставший французским поэтом Аполлинером, вывел свой псевдоним из имени своей матери Аполлинарии Костровицкой. Она была замужем за итальянцем. Еще в 1966, если не ошибаюсь, году, в Харькове подруга дней моих суровых Анна Рубинштейн принесла из магазина "Академкнига", где работала, томик стихов Аполлинера. А переводах Артема (?) Сергеева. Впоследствии, уже в Нью-Йорке Бродский сообщил мне, что Сергеев почитатель моего таланта как поэтического, так и прозаического. "Какой Сергеев?" - спросил я, и услышал в ответ: "Тот, что перевел Аполлинера". В переводах Сергеева (потом во Франции я проверил по подлиннику то, что помнил и даже подстрочный гул, настроение, оказались верны) Аполлинер был великолепен. Уже четвертое десятилетия я с вдохновением повторяю:

"Кривоногий крестьянин и усталый вол

Медленно бредут свой туман осенний

Мимо притаившихся убогих сел

О крестьянской любви, об измене

О тех кто полюбил, а после разлюбил

Напевает песню крестьянин кривоногий

О туман осенний, ты лето погубил

Два мокрых силуэта бредут по дороге..."

"Шаталась по улицам Кельна

Всем доступна и все же мила

В кабак низкопробный окольно

Дорогой окольной брела

Голодала, падала с ног

Сутенеру все отдавая

Бил он рыжий и ел чеснок

Уезжал с Формозы в Шанхае

Он ее из борделя извлек..."

"Много разных людей я знаю

Не распутать судьбы их нить

Влага подлая даль сырая

Но сердца могут пламя хранить

И душа трепетать, пылая..."

"На дворе постоялом живешь ты близ Праги

На столе твоем розы, в душе твоей праздник

Ты сидишь за столом, сочиняя какую-то прозу

А потом забываешь о ней, заглядевшись на розу".

Аполлинер для двадцатого века французской поэзии крупномасштабный гений. В нем есть все. И авангардистская драма "Груди Терезия", предвосхитившая сюрреализм (Аполлинер вообще подвел Францию к сюрреализма). И стихи "Алкоголей" простые немудрящие, как приведенное выше стихотворение о кривоногом крестьянине. И порнографическая повесть о приключениях румынского Луки Мудищева - князя Вибеску "Тысяча палок".

Стихи его привольные, разговорные, льющиеся без усилий соблазнили меня в 1966 году своим талантом. В моем сборнике стихов "Русское", вышедшем в издательстве "Ардис" в 1979 году (Анн-Арбор, штат Мичеган), если приглядеться может быть можно обнаружить влияние того томика Аполлинера в переводах Сергеева. Недаром Сергееву впоследствии понравились мои стихи. Здесь речь идет, конечно, не о подражании и даже не о подстрочном гул, но об открытии объектов поэзии - так кривоногий крестьянин может быть объектом поэзии, или красная перина еврейских эмигрантов. "Вот семья неразлучная с красной периной / Ее словно душу свою они чтут".

По всей вероятности ему не везло с женщинами. В юности он был влюблен в гувернантку Анну. Когда работал домашним учителем у богатого барина-провинциала. Девушка не отвечала ему взаимностью. Позднее он грустно пишет от ее имени:

"Что жил один поэт. В меня влюблен он был

И только я одна, старуха, вспоминаю

Как был он некрасив.

Как молча он любил!"

Не повезло Аполлинеру и с художницей Мари Лорансен. (Ее полона известны и место в истории искусств у нее есть.) Своенравная Мари ушла от него, бросив ему: "merde!" - говно!