Эдуард Лимонов - Священные монстры (портреты)

В романе Гумберт на самом деле бежит от гиппопотамных объятий самки. Куда угодно, лучше бы в идеальную бесплотную любовь к духу юной леди, а не к самой леди. Потому что и Лолита обещает стать мясомассой Шарлоттой, "Гейзикой", как ее мать. Помню, как удручала меня грозящим призраком мясомассой Лены, ее мать Марья Григорьевна. У меня случались даже наваждения, я помню, я старался гнать от себя мысли, что моя тоненькая возлюбленная станет похожа на ее мать, на толстую приземистую женщину. Роман Набокова это - погоня за вечной молодостью, а она молодость - Лолита убегает с другими. И старится. Душераздирающа сцена свидания Гумберта с семнадцатилетней беременной Лолитой. Старой Лолитой!

Для плоских натур, конечно, очевиден только один план книги: история влечения 37-летнего мужчины к 12-летней девочке. На самом деле история получилась куда более грустная: погоня за вечной молодостью обречена на неудачу, отвращение к женщине вечно и потому личная жизнь всегда неудачна. Неудача, крах Гумберта - это крах всех мужчин.

В "Лолите" попутно прекрасно сделан фон: Соединенные Штаты Америки. Я помню, привез из Калифорнии в Париж книгу местных газет и изучал их потом на досуге. Фотографии школьниц, завоевавших призы на местном конкурсе красоты, соседствовали с описаниями всяческих спектаклей и вечеров пожертвований. Летние лагеря, подобные знаменитому лагерю "Кувшинка", где Долорес Гейз обучилась с верзилой Чарли первому сексу; предлагали свои услуги. Я узнал атмосферу "Лолиты".

В позднем рассказе "Запахи и звуки" (опубликован в журнале "Культ Личностей") у меня есть эпизод, когда я просыпаюсь в мотеле университетского городка Итака, рано утром от низвергающейся Ниагары в соседском туалете, и как я узнаю, звуки просыпающегося, кашляющего, шаркающего отеля. О, это же сцена, когда под утро Гумберт и Лолита стали любовниками - доходит до меня к середине дня. Я приехал в университет, где преподавал Набоков, в Корнелльский! Тут его звуки. Написав свою книгу, Набоков разослал ее в несколько издательств. В том числе и в Олимпию-Пресс, в Париж, издателю Морису Жиродиа, ему, очевидно, последнему, ибо репутация у "Олимпии" была скорее скверная: он издавал дешевую порнографию (довольно невинную; кстати, на современный вкус). Шел 1952 год и пуританская Америка ну никак не могла бы проглотить "Лолиту", об издательстве в Штатах я думаю профессор и не мечтал. Жиродиа выпустил "Лолиту", и тем изменил судьбу скромного профессора русской литературы, этимолога-любителя.

Впоследствии Стэнли Кубрик сделал фильм по роману "Лолита". Получив деньги за экранизацию, Набоков немедленно уехал в старую добрую Европу, поселился в швейцарском отеле, где и прожил последние годы жизни.

Я уже как-то упоминал, что в 1956 году, когда Жиродиа стали судить как издателя проно-литературы, Набоков отказался приехать и выступить на его процессе. Между тем, Жиродиа заслуживал защиты - помимо Набокова, он в 1953 году впервые опубликовал книгу Берроуза "Джанки" и еще ряд больших авторов.

Репутация Набокова в России была одно время непомерно раздута. Особенно в Советский период. Дело в том, что Набоков как эмигрантский литератор крайне учтив и рафинирован в своем стиле. Дорогу в СССР ему проложила "Лолита", а за нею прочли и другие его книги. Он опередил всех других писателей-эмигрантов. Однако, вскоре стало ясно, что старомодная учтивость и сдержанность качество всех эмигрантских авторов, а не достоинство исключительно прозы Набокова. Увы, Набоков все-таки второстепенный писатель. Кроме изысканной "Лолиты" у него мало что есть.

К тому же книги его разнобойные. "Приглашение на казнь" близко к Кафке почему-то, его рассказы похожи сразу на всех писателей, у него нет доминирующей темы. Даже "Лолита" казалось бы удача, никуда не ведет. Это всего лишь очень талантливая безупречная книга, где все компоненты сложились удачно в единое целое: в шедевр.

Сухощавый, изуродованный на 1-ой мировой войне, куда отправился добровольцем, желчный инвалид. Мрачный писатель-пессимист, доктор Селин настолько ненавидел la belle France, ее порядки, ее государство чиновников и народ тоже, что соблазнился пришлыми немцами, прыщавыми блондинами, явившимися на землю Франции. Впрочем, вскоре он раскусил и немцев, и они уже не казались ему больше спасением. В книге "Из одного замка в другой" он на одном вздохе в одном многостраничном монологе карикатуризирует и высмеивает конец войны. Живописует замок Зигмаринген у Дуная, и всех, кто скрывается с ним в замке: маршала Петэна, премьера Лаваля и немцев тоже. И немцев еще как. В презрительных и сатирических тонах.