– Коррина, я не допущу, чтобы эти отвратительные сцены повторялись! Совершенно очевидно, что твои дети были испорчены вседозволенностью и им срочно нужно преподать урок дисциплины и послушания. Ни один ребенок, живущий в этом доме, не должен повышать голос, отказываться от повиновения старшим или вести себя вызывающе. Слушай меня! Они будут говорить, только когда с ними заговорят старшие. Они будут вскакивать по стойке «смирно», когда я заговариваю с ними. А теперь сними блузку, дочь, и покажи, что бывает в этом доме с теми, кто не повинуется!
При этих словах мама встала. Ее лицо покрылось восковой бледностью, а все тело сжалось, как будто хотело стать меньше.
– Нет, – выдохнула она, – в этом сейчас нет необходимости. Смотри, близнецы уже замолчали, они уже слушаются.
Лицо пожилой женщины сделалось мрачным.
– Коррина, неужели ты посмеешь ослушаться меня? Когда я велю тебе что-либо сделать, ты должна делать это безоговорочно. И немедленно! Посмотри, кого ты вырастила! Слабовольные, испорченные, непослушные дети, все четверо. Они думают, что своим визгом могут добиться чего угодно. Здесь это не действует. Кроме того, они должны усвоить, что у меня нет жалости к тем, кто не повинуется и нарушает мои правила. Ты должна знать это, Коррина. Разве я когда-нибудь жалела тебя? Даже до того, как ты предала нас, разве я позволяла твоему хорошенькому личику и вкрадчивым манерам остановить уже занесенную руку? О, я помню время, когда твой отец любил тебя и вставал на твою сторону. Но это время прошло. Ты показала ему, что ты именно то, чем я тебя всегда считала, – подлая, лживая дрянь!
Она обратила свой твердокаменный взгляд на нас с Крисом.
– Да, я с готовностью признаю, что ты и твой дядя произвели на свет чрезвычайно красивых детей. Но помимо этого, они представляют собой мягкотелые, бесполезные ничтожества! – Она снова злобно оглядела маму, как будто именно от нее мы унаследовали все эти недостатки. Но она еще не закончила. – Коррина, твоим детям явно нужен наглядный урок. Когда они увидят, что случилось с их матерью, они перестанут сомневаться, что то же самое может произойти и с ними.
Моя мама выпрямилась и замерла, храбро глядя в глаза огромной, ширококостной женщине, которая была выше ее дюйма на четыре и на много фунтов тяжелее.
– Если ты будешь так жестока к моим детям, – начала мама дрожащим голосом, – я сегодня же увезу их из этого дома и вы никогда больше не увидите ни меня, ни их.
Она проговорила это с явным вызовом, подняв свое красивое лицо и напряженно глядя на ту, которая по иронии судьбы оказалась ее матерью.
Слабая улыбка, холодная и сдержанная, была ответом на ее вызов. Даже не улыбка, а презрительная усмешка.
– Забери их, забери их немедленно, Коррина, и убирайся сама. Думаешь, я расстроюсь, если больше не увижу ни одного из вас?
Мы сидели и наблюдали за этим поединком голубых глаз дрезденской куколки, принадлежавших нашей маме, и холодных, стальных глаз бабушки. Внутренне я готова была кричать от радости. Мама хочет забрать нас отсюда! Мы уезжаем! Прощай, комната! Прощайте, чердак и миллионы, которые мне все равно совершенно не нужны!
Но вместо того чтобы направиться к гардеробной за нашими чемоданами, мама в нерешительности стояла, не сходя с места, как будто что-то красивое и благородное в ее душе рухнуло. Ее глаза опустились в знак поражения, а голова склонилась вниз, чтобы скрыть выражение лица.
Охваченная дрожью, я смотрела, как бабушкина усмешка превращается в широкую и жестокую победную улыбку. «Мама! Мама! Мама! – кричала моя душа. – Не позволяй ей делать это с собой!»
– А теперь, Коррина, сними блузку.
Бледная как смерть, мама медленно повернулась к нам спиной, и было видно, как по ее позвоночнику пробежала сильная дрожь. Она с трудом расстегнула пуговицы своей белой кофточки и осторожно спустила ее с плеч, обнажая спину.
Под блузкой не было лифчика, и мы тут же поняли почему. Крис замер, затаив дыхание. Кэрри и Кори тоже уставились на маму, и моих ушей достигли их всхлипывания. Теперь я понимала, почему мама, обычно такая грациозная, так скованно вошла в комнату с глазами, красными от рыданий.
Ее спина была исполосована длинными ярко-красными следами, опускавшимися от самой шеи до пояса, где их закрывала юбка. Некоторые рубцы припухли и покрылись корочкой запекшейся крови. Вряд ли хоть один дюйм кожи остался неповрежденным между этими ужасными следами от плети.
Холодным, бесчувственным тоном, не принимая в расчет ни наши чувства, ни чувства мамы, бабушка назидательно произнесла:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу