Вирджиния Клео Эндрюс - Лепестки на ветру

Полная благодарности, я улыбнулась этой невероятно толстой женщине, заполнившей весь проход своим облаченным в яркое платье телом. Она моргнула и улыбнулась мне в ответ.

– Кэти, – сказал Крис, его лицо стало еще более обеспокоенным. – Кэрри нужно везти к доктору, и поскорее.

– Но мы оплатили билет до Сарасоты!

– Я знаю, но положение очень опасное.

Наша благодетельница ободряюще улыбнулась и наклонилась к Кэрри, вглядываясь в ее лицо. Большая черная рука легла на влажный лоб Кэрри, черные пальцы нащупали ее пульс. Затем негритянка стала делать руками какие-то загадочные для меня жесты, и Крис объяснил:

– Должно быть, она не может говорить, Кэти, это язык глухонемых.

Я пожала плечами в знак того, что мы не понимаем ее знаков. Она на секунду нахмурилась, потом вытащила из кармана платья, которое было на ней под теплым и тяжелым красным свитером, пачку разноцветных листков бумаги, быстро написала записку и протянула ее мне. Там значилось:

Меня зовут Генриетта Бич, я слышу, но не говорю. Малышка очень, очень больна, ей нужен хороший врач .

Я прочла это и посмотрела на нее в надежде, что у нее есть еще какая-либо информация.

– А вы знаете хорошего врача? – спросила я.

Она уверенно кивнула и быстро протянула мне зеленую записку:

Ваше счастье, что я в этом автобусе: мой мальчик – самый лучший доктор.

– Ей-богу, мы родились под счастливой звездой, если кто-нибудь направит нас именно к такому, – пробормотал Крис, когда я протянула ему записку.

– Эй, шофер! – выкрикнул самый подлый из пассажиров автобуса. – Давай эту малышку в больницу! Я, черт возьми, плачу деньги не за то, чтобы ехать в вонючем автобусе!

Остальные пассажиры посмотрели на него с неодобрением, а в зеркале заднего вида я разглядела, что лицо шофера налилось краской гнева, а может быть, унижения. Наши глаза в зеркале встретились. Он затравленно воззвал ко мне:

– Сожалею, но у меня жена и пятеро детей, и если я выйду из расписания маршрута, то им будет нечего есть, потому что я потеряю работу.

Молча, одними глазами, я умоляла его, и он пробормотал себе под нос:

– Проклятые выходные! Стоит всей неделе пройти нормально, как тут наступает воскресенье, будь оно проклято!

Тут Генриетта Бич показала, что слышит она хорошо. Она опять вытащила карандаш и блокнот и стала писать. Написанное показала мне:

О’кей, человек на водительском месте, ненавидящий воскресенья! Давай и дальше не обращай внимания на маленькую больную девочку, тогда ее родители подадут на тебя в суд, и владельца автобуса оштрафуют на два миллиона!

Как только Крис ознакомился с запиской, она двинулась по проходу вперед, к водителю, и ткнула записку ему в лицо. Поначалу тот нетерпеливо отмахнулся, но она повторила попытку, и на этот раз он одним глазом прочитал записку, другим следя за движением на дороге.

– О господи, – вздохнул шофер; в зеркале мне было ясно видно его лицо. – Ближайшая больница в двадцати милях отсюда.

Мы с Крисом завороженно следили за жестами и знаками, которые делала мамонтоподобная негритянка, в результате чего шофер стал таким же потерянным и расстроенным, как мы. Ей пришлось написать еще одну записку, и то, что она там написала, заставило шофера вскоре свернуть с широкого шоссе на боковую дорогу, которая вела к городу с названием Клермонт. Генриетта Бич стояла за спиной шофера, очевидно указывая ему путь, и при этом успевала время от времени оборачиваться к нам, сияя ослепительной улыбкой, словно бы ободряя: все будет хорошо!

Скоро мы уже катили по тихим широким улицам, обсаженным деревьями, кроны которых смыкались высоко над головой. Я загляделась на большие аристократические особняки с верандами и башенками, увенчанными куполами. Хотя в горной Виргинии уже раз или два выпал снег, осень еще не дотянулась своей морозной рукой до этих мест. Клены, буки, дубы и магнолии еще не сбросили листву, кое-где цвели немногие цветы.

Шофер весьма сомневался, что Генриетта Бич указывает ему путь правильно, да, честно говоря, и я тоже. В самом деле, в жилых кварталах такого уровня не строят медицинских учреждений. Но не успела я как следует забеспокоиться, как автобус, резко дернувшись, внезапно затормозил перед большим белым домом, стоящим на низком пологом холме в окружении обширных газонов и цветочных клумб.

– Дети! – обернулся к нам шофер автобуса. – Собирайте манатки. А билеты или верните и получите назад деньги, или используйте до истечения срока годности!