Вирджиния Клео Эндрюс: Лепестки на ветру

Крис накрыл мою руку своей, словно прочитав мои мысли о том, какой ад я устрою тем, кто хотел погубить нас, и тихо сказал:

– Не надо, Кэти. Все будет хорошо. Переживем.

Он так и остался безнадежным оптимистом. Вопреки всему он продолжал верить, что все, что ни делается, делается к лучшему. Боже, как он мог так думать после смерти Кори? Как это могло быть к лучшему?

– Кэти, – прошептал он, – мы должны восстановить то, что потеряли, и в том числе друг друга. Мы должны принять все, что случилось с нами, и идти дальше. Мы должны верить в себя, в свой талант, и тогда мы достигнем всего, чего хотим. Только так, Кэти, только так! И все будет хорошо!

Он мечтал быть скучным степенным врачом, проводящим свои дни в тесном кабинете в окружении человеческих страданий. Я же мечтала о множестве более замечательных вещей. Я хотела, чтобы сбылись все мои заветные грезы о романтической любви и о сцене, хотела стать самой знаменитой в мире балериной, и не меньше! И тогда мама поймет…

Будь проклята, мама! Пусть Фоксворт-холл сгорит дотла! Пусть ты никогда больше не сможешь спокойно заснуть в своей огромной пуховой постели, никогда! Пусть твой молодой муж найдет себе жену моложе и красивее тебя! Пусть он сделает жизнь твою адом!

Кэрри повернулась ко мне и прошептала:

– Кэти, я плохо себя чувствую. У меня что-то с желудком.

Меня охватил страх. Ее личико неестественно побледнело, ее обычно вьющиеся и блестящие волосы повисли тусклыми прямыми прядями, голос звучал не громче слабого шепота.

– Милая моя… – Я стала успокаивать и целовать ее. – Держись. Скоро мы поведем тебя к доктору. Скоро мы уже приедем во Флориду, и там нас никто и никогда не запрет.

Кэрри обмякла у меня на коленях, а я полными слез глазами уставилась в окно на гирлянды испанского мха, свидетельствующие о том, что мы уже в Южной Каролине. Нам оставалось еще проехать Джорджию. Пройдет много времени, пока мы доберемся до Сарасоты. Внезапно Кэрри судорожно дернулась, и ее начало рвало.

Во время последней остановки «на короткий перерыв» я предусмотрительно набила карманы бумажными салфетками, и сейчас мне было чем вытереть Кэрри. Я передала ее Крису, чтобы убрать с пола остальное. Крис попытался открыть окно, чтобы выбросить изгаженные салфетки, но окно, как он ни старался, не поддавалось. Кэрри начала плакать.

– Засунь их в щель между сиденьем и стенкой, – шепнул Крис.

Но должно быть, бдительный шофер автобуса следил за нами в зеркало заднего вида. Он заорал:

– Эй, вы, дети там сзади, уберите эту вонь куда-нибудь еще!

А куда, кроме наружного кармашка футляра от Крисова «Полароида», который я использовала в качестве сумочки? Пришлось вытащить все оттуда и набить его вонючими салфетками.

– Простите, – всхлипнула Кэрри, отчаянно цепляясь за Криса. – Я не хотела. Теперь они нас высадят?

– Нет, конечно нет, – в своей отеческой манере ответил ей Крис. – Меньше чем через два часа мы будем во Флориде. Постарайся потерпеть, пока не приедем. Если мы выйдем сейчас, то пропадут деньги за билеты, а мы сейчас не можем разбрасываться деньгами.

Кэрри захныкала и задрожала. Я потрогала ее лоб, он был холодным и липким, а лицо было уже не просто бледным, оно было мертвенно-белым! Как у Кори перед смертью.

Я молилась, чтобы хоть раз в жизни Бог явил нам какую-нибудь милость. Разве мы мало вынесли? Разве могут наши муки все длиться и длиться? Меня тоже затошнило, и, пока я боролась с собственной тошнотой, Кэрри опять вырвало. Я думала, что ей больше нечем. Она ослабла в руках Криса, казалось, она вот-вот потеряет сознание.

– Я думаю, она впала в шоковое состояние, – прошептал Крис, почти такой же бледный, как Кэрри.

Какой-то подлый бессердечный пассажир начал жаловаться, и очень громко, а сочувствующие нам пассажиры выглядели смущенными и никак не могли решить, чем нам можно помочь. Я встретилась взглядом с Крисом. В его глазах был безмолвный вопрос: что делать?

Меня охватила паника. И тогда к нам по проходу двинулась та чудовищно толстая негритянка, ободряюще улыбаясь, хотя ее мотало из стороны в сторону. Она протягивала мне бумажные пакеты, чтобы выбросить дурно пахнущие салфетки. Не говоря ни слова, она потрепала меня по плечу, потрепала Кэрри по подбородку и дала мне лоскут, который извлекла из другого своего пакета.

– Спасибо, – прошептала я, слабо улыбнувшись, и стала вытирать Кэрри, Криса и себя.

Когда я закончила с этим, она взяла у меня тряпку и швырнула в пакет с салфетками, а потом осталась стоять в проходе, словно бы защищая нас.