Вирджиния Клео Эндрюс - Лепестки на ветру

О, у меня были возражения! Я не слишком-то жаждала перед ним раздеться и чтобы он меня ощупывал, даже и в присутствии медсестры. Крис говорил, что глупо думать, будто сорокалетний врач может испытывать эротическое удовольствие от осмотра девочек моего возраста. Но, сказав это, он изменился в лице, поэтому вряд ли можно с уверенностью сказать, что он на самом деле думал. Возможно, Крис был прав, потому что, когда я лежала на смотровом столе, обнаженная, прикрытая только простыней, доктор Пол казался совсем другим человеком, не тем, чьи глаза неотступно следовали за мной, когда мы были в жилой половине дома. Он проделывал со мной все то же самое, что и с Кэрри, только задавал гораздо больше вопросов.

– Менструации не было больше двух месяцев?

– У меня вообще нерегулярный цикл, честное слово! С двенадцати лет, когда все началось, у меня дважды были задержки от трех до шести месяцев. Я начала беспокоиться, но Крис прочел в одной из своих книг по медицине, которые мама дарила ему в большом количестве, что слишком много волнений или сильный стресс могут быть причиной неполадок с месячными. Вы же не думаете… То есть я хочу сказать, я ведь не больна ничем, правда?

– Я и не говорю, что больна, все относительно в норме. Но слишком худа, бледна, немного анемична. То же можно сказать и о Крисе, но в меньшей степени. Я пропишу вам всем специальные витамины.

Когда осмотр был закончен, я была рада снова одеться и уйти из кабинета от очень странного взгляда медсестры, работавшей у доктора Пола.

Я вприпрыжку вернулась на кухню. Миссис Бич готовила обед. Когда я вошла, широкая белозубая улыбка засияла на ее луноподобном лице, блестящем, словно новая калоша. Я ни у кого не видела таких белых, таких прекрасных зубов!

– Господи, как я рада, что все позади! – сказала я, падая на стул и хватая нож, чтобы чистить картофель. – Я не люблю, когда меня ощупывает врач. Мне больше нравится доктор Пол, когда он просто человек. Когда он надевает этот длинный белый халат, его глаза становятся совершенно непроницаемыми, и я не понимаю, что он на самом деле думает. А я хорошо читаю по глазам, миссис Бич.

Она захихикала, дразня меня, и вытащила из громадного квадратного кармана своего белого накрахмаленного передника розовый блокнот. В этом переднике она напоминала эдакую бабулю-чайник, с походкой вперевалку, вечно молчаливую. Теперь я знала, что у нее врожденный дефект речи. Хотя она пыталась обучить Криса, Кэрри и меня языку глухонемых, никто из нас еще не овладел им настолько, чтобы поддерживать быстрый разговор. Кроме того, я страшно любила записки Генриетты, которые она писала быстрым почерком со всей возможной краткостью. «Доктор сказал, – писала она, – молодым людям нужно много овощей и фруктов, много нежирного мяса, но поменьше углеводов, крахмала и десертов. Он хочет, чтобы у вас были мускулы, а не жир».

За две недели роскошной кормежки миссис Бич мы уже заметно прибавили в весе, даже Кэрри, обычно ужасно капризная. Теперь она ела с энтузиазмом, что не замедлило сказаться на ней. А пока я чистила картошку, миссис Бич, отчаявшись объясниться со мной жестами, написала еще одну записку: «Милое дитя, отныне зови меня просто Хенни. Не миссис Бич».

До встречи с ней я не знала ни одного негра, и хотя поначалу я ее побаивалась и чувствовала себя скованно в ее присутствии, две недели близкого общения с ней многому меня научили. Она была человеком другой расы, с другим цветом кожи, но с такими же чувствами, с такими же надеждами и страхами, что и мы.

Я полюбила Хенни, ее широкую улыбку, ее свободные цветастые платья, цветы на которых цвели буйно и ярко, но больше всего я любила мудрость, исходившую от маленьких разноцветных листков ее блокнота. Постепенно я освоила язык ее знаков, хотя и хуже, чем ее «сыночек-доктор».

Пол Скотт Шеффилд был странный человек. Он часто бывал печален без видимой причины. И тогда повторял: «Да, Бог возлюбил Хенни и меня в тот день, когда посадил вас троих в тот автобус, Я потерял одну семью и очень тосковал, но судьба была так добра, что посылает мне другую, готовую семью».

– Крис, – сказала я в тот вечер, когда мы, как всегда неохотно, расставались на ночь, – когда мы жили на чердаке, ты был мужчина, глава семейства. Иногда мне так странно, что доктор Пол наблюдает за тем, что мы делаем, слушает, что мы говорим.

Он покраснел.

– Я понимаю. Он занял мое место. Честно говоря, – он помедлил и залился краской еще сильнее, – я не хочу, чтобы он заменил меня в твоей жизни, но я благодарен ему за все, что он сделал для Кэрри.