Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

– Ну что ты скажешь, мама? Разве не потрясающий получился вечер?

– Ах, Барт, ты превзошел все мои ожидания. Вечер чудесный. А погода! Захватывает дух от этой красоты: наверху – звезды и луна, а внизу – россыпь разноцветных огней. А когда начнется балет?

Он улыбнулся и любовно потрепал меня по плечу.

– Для тебя ничего нет лучше балета, правда? – В его голосе звучали теплые нотки понимания. – Ты не будешь разочарована. Еще посмотрим, сравнится ли нью-йоркская или лондонская постановка «Самсона и Далилы» с моей.

Джори до этого вечера танцевал партию только трижды, но это всегда вызывало такие восторженные отклики, что ничего удивительного в том, что Барт очарован этим балетом, не было. Появились музыканты в черных костюмах; они расселись и начали настраивать инструменты.

Неподалеку стоял с мрачным, неодобрительным выражением лица Джоэл. Он будто бы отражал на себе все чувства, которые должен был испытывать его отец, если бы он видел эту чудовищную трату денег на недостойные развлечения.

– Барт, тебе сегодня двадцать пять, с днем рождения тебя! Я отчетливо помню, как няня впервые передала тебя мне на руки. Рожала я тебя в муках, и врачи постоянно твердили мне, что я должна выбирать между твоей жизнью и своей. Я выбрала твою жизнь. Но я выиграла в этой борьбе, и судьба вознаградила меня вторым сыном, очень похожим на своего отца. Ты плакал и кричал, сжимая крошечные кулачки. Ножками ты откидывал одеяло, но, как только ты почувствовал тепло моего тела, ты перестал кричать и прижался ко мне. Твои глаза, до этого закрытые, открылись широко и удивленно. Ты увидел меня и заснул.

– Я уверен, ты все-таки считала Джори более приятным ребенком, – с сарказмом проговорил Барт, но в глазах его светилась нежность; ему, видимо, понравились воспоминания о нем как о ребенке.

Мелоди смотрела на меня с очень странным выражением лица. Мне даже захотелось, чтобы она не сидела так близко ко мне.

– У тебя была с самого начала жизни очень яркая индивидуальность и своеобразная красота. Ты желал, чтобы я была рядом день и ночь. Как только я опускала тебя в кроватку, ты начинал кричать. Как только я брала тебя на руки, ты успокаивался.

– Другими словами, со мной у тебя были одни неприятности.

– Я никогда не сосредоточивалась на них, Барт. Я любила тебя со дня зачатия. Я любила, когда ты улыбался. Ты так неуверенно улыбнулся в первый раз, что это навсегда ранило мое сердце.

Похоже, я тронула его. Он положил свою руку на мою. Но в этот момент началась увертюра к «Самсону и Далиле», и эта взаимная минута нежности растворилась в восторженном шепоте гостей, заметивших в программке известное имя Джори Януса Марке, который должен был танцевать свою самую знаменитую партию; а партию Далилы исполняла его сестра, Синтия Шеффилд. Многие с любопытством взирали на Мелоди, недоумевая, отчего не она танцует Далилу.

Как всегда, когда я смотрела балет, меня уносило куда-то далеко на облаке мечты; я теряла реальный мир и испытывала необыкновенное чувство и боли, и восторга.

Поднялся занавес; декорация представляла звездную ночь в пустыне, а на ее фоне был расставлен разноцветный шелковый шатер. Пальмы тихонько шевелили листьями, паслись очень похожие на настоящих верблюды. Синди, сидящая перед шатром, была в прозрачных одеждах, которые выгодно подчеркивали ее стройную красивую фигуру.

На ней был темный парик, обвитый несколько раз бусами с драгоценными камнями. Далила начала свой заманивающий, полный соблазна танец, желая обворожить Самсона, который пока что-то медлил выходить на сцену. Когда Джори наконец вышел, гости устроили ему звучную овацию.

Джори дождался конца аплодисментов и начал танец. На нем была лишь материя, изображающая львиную шкуру. Она поддерживалась на плече единственной лямкой, пересекающей сильную мускулистую грудь. Его загорелая кожа была смазана маслом и блестела. Длинные и прямые черные волосы лежали на плечах и развевались при прыжках и поворотах. Каждым движением он будто смеялся над Далилой, над ее женственной слабостью, и наслаждался своей силой, быстротой движений.

Та мощь, с которой Джори изображал Самсона, заставила меня вздрогнуть. Холодок побежал по спине: казалось, сам Бог одарил Джори нечеловеческой грацией движений и яркой красотой.

Затем произошло неизбежное: обольстительный танец Далилы – танец соблазнения – сломил сопротивление Самсона, и он поддался ее очарованию. Далила, которая распустила к тому времени свои длинные черные локоны, начала медленно раздеваться… она снимала с себя вуаль за вуалью, и наконец Самсон упал на нее и они утонули в ворохе звериных шкур… Свет на сцене погас, занавес закрылся.