Сергей Преображенский: Желтые листья

Однажды, Володька ехал на своем новом «Мерседесе» и вдруг увидел возле киоска человека в серой куртке с капюшоном. Хотя с тех пор прошло много лет, но Володька сразу узнал его, это был Сашка Панкратов, когда-то они вместе учились в институте. И хотя они никогда не были друзьями, но сейчас Володька обрадовался ему, словно самому близкому и родному человеку.

Он приказал шоферу остановиться (сам он уже давно не садился за руль), вылез из машины и подошел к человеку в куртке.

— Здравствуй, Санек! — сказал Володька.

— Привет! — ответил Панкратов и спокойно посмотрел на Володьку. Ни супердорогой костюм в мелкую полоску от Версаче, ни сверкающий лимузин, казалось, не произвели на него никакого впечатления.

— Ну, ты как, чем занимаешься? — спросил Володька.

— Работаю в НИИ, женился, сын в пятом классе. В общем, как у всех.

— А я видишь, как поднялся, — не удержался от хвастовства Володька и махнул рукой в сторону «Мерседеса», — У меня крупный бизнес, живу в графском дворце, а денег этих, просто без счета!

Он вытащил из кармана целую охапку денег, здесь были и рубли и доллары, все вперемешку. Ему вдруг захотелось помочь своему старому другу (он почему-то уже считал Панкратова своим другом) и он сунул ему эти деньги.

— На, купи себе что-нибудь, машину, например, или квартиру. Если не хватит, я еще дам, у меня в «Мерседесе» полно!

Но «друг» почему-то не обрадовался такой щедрости, а посмотрел на Володьку насмешливо, и даже с какой-то обидной жалостью.

— Ты что, Золотов? Открой глаза, твой «Мерседес», всего лишь ржавая тачка, а эти «деньги» — гнилые осенние листья!

Сашка засмеялся и подбросил вверх разноцветные купюры. Ветер тут же подхватил их и понес вдоль дороги.

— Ты что, с ума сошел? Ведь это же деньги! — возмутился Володька и бросился собирать гонимые ветром бумажки. Когда он обернулся, Сашки уже не было.

Сашке Панкратову позвонила какая-то незнакомая женщина и сказала, что она мать Володи Золотова и что тот находится в больнице.

— Ты бы навестил его, я помню, вы в институте были друзьями! А сейчас ему так плохо, он никого не узнает, ни меня, ни отца. Может быть, он хоть тебя узнает… — и в трубке послышались тихие всхлипывания.

Сашка никогда не считал Володьку Золотова своим другом, просто они учились в одной группе и все. Но ему вдруг стало жалко женщину, плакавшую на другом конце провода, и он согласился.

На следующий день Сашка отпросился на работе и отправился в больницу. Дом скорби произвел на него удручающее впечатление: обветшавшее здание старинной барской усадьбы, решетки на окнах, полосатые пижамы, стриженые головы. В регистратуре ему сказали, что больные сейчас на прогулке, и Сашка отправился на поиски в сад. Там он встретил дворника сгребавшего осенние листья и на всякий случай спросил, не знает ли он Золотова Владимира.

— Золотого? А как же, знаю! — ответил дворник. — Надо же, как человек поднялся! А ведь когда пришел сюда, был самый обычный шизик, тише травы ниже воды. А началось все с того, что никто не захотел откачивать дерьмо из сортира. У нас ведь канализации нет, то, что называется «удобства во дворе». А Вовка взялся, и такой старательный оказался, начальство им очень довольно, даже разрешило жить отдельно, в старом флигеле. А он и обрадовался, натащил туда с помойки всякого барахла, и называет его «Мой графский дворец». Ходит среди всего этого хлама такой важный, словно барин!

А начальство не против, пусть тешится, главное чтобы работу свою исполнял! И еще он старые листья собирает и пишет, на каком сто рублей, на каком пятьсот, а если зеленый попадется, то обязательно сто долларов напишет. И другие психи от него заразились: тоже начали на желтых листьях циферки писать. Прямо эпидемия какая-то! Слабые умом ведь они все равно, что дети, смотришь на них, как они из этих гнилых листьев и на брюхе друг перед дружкой ползают или напротив, удавить, готовы один другого, и иной раз даже слеза прошибает.

Вон видишь, стена идет, а в ней пролом? За этой стеной женское отделение. Так вот женщины, которые побойчее, собираются у этого пролома и предлагают себя. За охапку желтых листьев с такой дурой можно делать все что угодно, ну а если там и зелененькие попадутся, тогда…

Сторож говорил что-то еще, но Сашка уже его не слушал, по садовой дорожке обритый наголо здоровенный бугай катил ржавую тачку, а в тачке, на куче желтых листьев с величественным видом, словно восточный царек сидел Володька Золотов. Сашка сразу узнал его, он почти не изменился, только во всем его облике появилась какая-то расслабленная вальяжность.