Анатолий КУРЧАТКИН - ЦУНАМИ

— Ничего, ничего, придет час. — По губам у Павла Григорьича змеилась усмешка злорадности. — У самих не хватит — у нас сыновья, внуки есть, они — и за себя, и за нас, отольются кошке мышкины слезы.

Нелли с Женей гнали что было сил по отходящей от шоссе заснеженной дороге вглубь поселка, мимо дома культуры в чреве черно-скелетного парка, мимо неожиданного карминного цвета новодельной церкви за стрельчатой чугунной оградой, и их обеих колотило. За спиной в тихом, все сильнее наливающемся сумерками морозном воздухе слышался скрип тележки Павла Григорьича, и, как ни летели, отрываясь с каждым шагом от старика все больше, казалось, этот визжащий звук проржавелого металла не ослабевает, а становится отчетливее и резче.

— А ты еще в самом деле хотела ему помогать, — сказала Женя, когда наконец оторвались от Павла Григорьича на расстояние, сделавшее его тележку неслышной. — Видела я по тебе: прямо уже собралась тащить.

— Не говори. — Смешок, исшедший у нее из груди, заставил Нелли вспомнить выражение «нервный смех». Смешок получился действительно нервный. — Так мне его стало жалко…

— Жалко! — вырвалось у Жени. — Забыла ты в своей Америке, что такое русский народец. Он тебя, если что, не пожалеет.

— Забыла, — вновь невольно с нервным смешком согласилась Нелли. — Замечательное напоминание.

О том, чтобы глазеть по сторонам, наслаждаясь прогулкой, как собирались, нечего было уже и думать. Так и долетели до дачи Сержа, будто в спину им дуло хорошим ветром.

Полина, когда рассказали ей о происшествии со стариком, подлетела чуть не до потолка:

— С ума сошли ездить в общественном транспорте! Я уже тыщу лет не езжу. Я вообще Сержа склоняю: продать этот дом, поднапрячься — и купить участок на Рублевке. Жить нужно среди своих.

— Но вообще-то у вас здесь замечательно. Во всех смыслах, — сказала Нелли. Прогулка по монастырю была так чудесна, что ей хотелось заступиться за это незнакомое ей прежде место. — И природа — сколько леса кругом. И лавра рядом.

— И что, что рядом?! — Полинина экспрессивность снова чуть не подбросила ее до потолка. — В лавру приехать и с Рублевки можно. А живешь ведь не в лавре!

За время, что Нелли с Женей были в монастыре, двор дачи заполнили машины — съехались практически все, кто должен был приехать, не было пока самого хозяина и Дрона. Впрочем, они уже находились в пути. «Едут уже, едут, — сообщила Полина в ответ на Неллин вопрос, не известно ли ей что-то о Дроне. — Серж мне как раз перед вами звонил, сказал, что подъезжают к окружной. Минут через сорок будут». У Дрона с Полининым мужем было сегодня какое-то общее дело, важная встреча, и планировалось, что они приедут после нее вместе.

— Как у них встреча, нормально? — поинтересовалась Нелли.

— Да все замечательно, все высший класс! — воскликнула Полина. — Я тебе до того благодарна, — взяла она обеими руками Женину руку, сжала ее и мгновение держала так, — прямо не высказать, до чего благодарна, что ты их свела — Сержа с Дроном. И нас! — отпуская Женину руку, перевела она взгляд на Нелли. — Нелечка, ужасно рада, что Джени нас познакомила, ужасно!

— Это было неизбежно, — выдала Нелли. Полчаса спустя Женя обнаружила себя сидящей за барной стойкой с рюмкой мартини в руках и в обществе того поэта-художника, что был тогда, когда они встретились с Радом, у Полины гвоздем вечера, и она угощала им как блюдом дня. Больше поэтом-художником так не угощали, он вошел в обычное меню, сделавшись постоянным участником Полининых сборов, цветная клетчатая шерстяная рубаха навыпуск по моде начала 90-х и докерские холщовые штаны, в которых он тогда был, сменились вполне буржуазным черным костюмом, белой сорочкой и галстуком-бабочкой, и вообще он стремился теперь держаться как можно респектабельнее, хотя голодный волчий блеск в глазах было никуда не деть, и сумрачность его лица тоже была неизгладима.

— Я сейчас работаю над новым циклом картин и циклом стихов одновременно, — говорил поэт-художник, крутя в руках плоский именной спичечный коробок, сделанный на заказ специально для Полининых вечеров. — Картины и стихи связаны друг с другом, поэтому темы их дополняют друг друга, развивают, и образы тоже. Это мое новое представление моего внутреннего мира. Вскрытие новых глубин, мой новый облик. Творца, сопричастного силе. Созидающей воле. Здесь нет ничего, что можно было бы назвать позиционированием. В позиционировании всегда есть элемент нарочитости. Я бы даже сказал, искусственности. В моем случае — это прорастание зерна. Дух времени требует силы. Он дышит этим желанием. И переполняет меня. Он переполняет меня, а я, в свою очередь, открываю шлюзы. Это не позиционирование, это канализация.