Анатолий КУРЧАТКИН - ЦУНАМИ

За «Калинкой» пошел полный интернационализм; музыканты играли что-то джазово-роково-блюзовое, дивы с мачо изображали что-то вроде танцев. Так продолжалось добрую четверть часа, казалось, глобализация в сфере русского шоу бесповоротно взяла верх. Но тут интернациональная цыганщина неожиданно сменилась до боли родной: по барабанным перепонкам ударили «Очи черные». Дивы, переодевшиеся в цветные черно-красные юбки, беспощадно мотая ими из стороны в сторону, переходили от одного мачо к другому. Потом образовались две пары, одна дива осталась без партнера. Сделав несколько па в одиночестве, она вдруг решительно подлетела к столу и, протянув руку, позвала Рада с собой.

Наверное, так у них, по замыслу их представления, происходило в «Дельфине». Вытаскивали кого-нибудь из зрителей в свой круг, заставляя представлять себя на месте этого зрителя других, потешая их его смущением и неловкостью. Краем глаза Рад схватил выражение недоумения на лице Сукитаи, с которым тот воззрился на диву.

Пары див с мачо расступились, предоставляя своей коллеге с Радом место в центре. Рад посмотрел на партнершу. Славянское ее лицо со слегка вздернутым носиком поверх густо и ярко наложенного грима было в бисере пота, улыбка, которую она неподвижно держала на нем, подергивала ей углы губ. Партнерша, отвечая на взгляд Рада, вперила в него свой, и они пошли вальсовым шагом, вцепившись друг в друга взглядами, казалось, крепче, чем держали друг друга руками.

— Oh, you are a perfect dancer! — О, вы отличный танцор! — произнесла дива с воодушевляюще-похвальной интонацией и все с тем же восхитительным рязанским выговором, когда они сделали несколько оборотов. В чем не было ни грамма правды — представление о себе танцоре Рад имел.

— Вы мне делаете комплимент, — сказал он по-русски. Дива ошарашенно откинулась на его руке назад, глаза у нее стали квадратными.

— Обалдеть, — проговорила она. — Соотечественник! И все остальные?

— В основном да, — подтвердил Рад.

— Олигархи? — с игривостью вопросила дива.

— Не все, — подумав прежде всего о себе, ответил Рад.

— А вы? — спросила дива.

— Вот я точно нет.

— Ага, — сказала она. — Так. А кто олигарх?

— А вы скажите, в чем вы заинтересованы.

— О! — вскинулась дива. — Мало ли какие интересы у девушек.

Раду вдруг вспомнились всякие статьи и телевизионные передачи о несчастных русских девочках, которых обещаниями золотых гор вывозят в другие страны, отбирают паспорта, и они превращаются в рабынь.

— У вас, может, с паспортом проблема, уехать отсюда не можете? — спросил он.

— Какая проблема? Куда мне уехать? — морща в недоумении лоб, ответно спросила дива.

— Может, он у вас отобран…

— А! — поняла она. — Со мной он, все в порядке. Не нужно мне никуда уезжать. Чтобы я, приехавши сюда, обратно в Россию? Просто некому жизнь украсить. Есть у вас на примете — кому? Мы бы с девочками с удовольствием.

Дива стремилась выжать из ситуации все возможное, она ковала железо, каким оно попало ей в руки, не дожидаясь, пока оно станет горячим.

— Нет, моя милая, — сказал Рад насмешливо, — тут у всех жизнь украшена. Ищи в другом месте.

Дива остановилась, резко отняла руки от Рада и подалась всем телом назад, понуждая и его отнять свою руку от ее талии.

— Хорошего понемножку, — произнесла она.

У стола Рад был встречен шквалом артиллерийского огня — словно неопознанный лазутчик, возвращавшийся из вражеского тыла.

— В штанах ничего не мешало? — с выражением сочувственной заботливости на лице осведомился Дрон.

— Рад, у вас неплохо получается, но на шведской стенке явно лучше! — Это был Тони.

— По-моему, она вас агитировала к себе в постоянные партнеры, нет?! — с самой победной национальной улыбкой вопросил Крис.

Нелли молча, но выразительно, высоко вскинув руки, поаплодировала.

И только Сукитая сидел воплощением самой невозмутимости — словно неулыбчивое изваяние Будды, — не шевельнулся и ничего не произнес. В невозмутимости его, однако, было не меньше выразительности, чем в улыбке Криса или аплодисментах Нелли.

— И о чем вы так мило болтали? — спросила Нелли чуть погодя, как он опустился на свое место. В голосе ее была материнская интонация старой любовницы, прощающей прежнему любовнику новые увлечения, но не способной остаться к ним совсем безразличной.

Рад увидел: Дрон, сидевший у другого ее плеча, старательно делая вид, будто внимательно наблюдает за шоу, на самом деле внимательно прислушивается, о чем у них пойдет разговор, — и вновь порадовался, что у него никакой вины перед Дроном.