Анатолий Тосс - Попытки любви в быту и на природе

Итак, машина с Жекой за рулем должна была нас ждать прямо у выхода из парка, чтобы мы, выбежав оттуда, тут же на ней и укатили восвояси.

А вот со второй проблемой нам пришлось поломать головы. В основном, конечно, мне и Жеке, потому как у БелоБородова голова и так оказалась частично поломанной после недавней репетиции. А у Инфанта, в отличие от Илюхи, наоборот, поломка произошла достаточно давно. Где-то приблизительно в период его невинного рождения.

Мы все так же сидели в Инфантовой коммунальной квартире на какой-то Тверской-Ямской, суббота уже маячила за окном, а мы все искали ответ на ключевой наш второй вопрос: ну как же организовать оперативную слуховую связь между нами и Инфантом с его девушкой? Особенно после того, как они останутся на полянке вдвоем и когда благодарная Инфантова девушка созреет одарить его сексуальной лаской.

— Жек, будь другом, налей мне в стакан и поднеси поближе, — попросил Б.Бородов, который единственный из нас не сидел, а как раз наоборот — лежал.

Он уже второй день, взяв официальный бюллетень, пестовал свое синеющее лицо, потому что появляться на месте службы ему, заслуженному человеку, в таком виде не полагалось. Так как на месте службы его, Илью Вадимовича БелоБородова, знали совсем как другого человека — солидного профессора и со стажем, — и о его внерабочей, двойной жизни никто нисколько не догадывался.

Оно вообще так — мы все привыкли оценивать других однозначно: черное — белое, надежный — разгильдяй, серьезный — безалаберный; или вот как Инфанта, например, «полный мудила» — «не полный мудила». А неправильно это.

Потому что не все, но многие люди попадаются разносторонние, с разными многими плоскостями и все зависит от того, какой именно плоскостью он к тебе в данной момент повернулся, да и как свет от уличного фонаря на эту плоскость упадет. Потому что не все однозначно в нашем мире, и в нем всегда найдется такое, что не понятно ни ихним, ни нашим мудрецам. Вот даже если Инфанта взять… Хотя, с другой стороны, зачем его брать?

Но я это к тому, что часто, например, на работе мы выглядим и ведем себя по-одному, в семье — по-другому, с друзьями — по-третьему, а еще с женщинами (или, наоборот, с мужчинами) вообще раскрываемся каждый раз по-новому. Ну а когда с самими собой остаемся наедине, тогда уж совсем ни на что не похожи.

И вот поворачиваемся мы к разным людям разными разноцветными своими сторонами, и получается, что никто нас в полном объеме не видит и не знает — ни, соответственно, жена или муж, ни дети, ни служебные коллеги, ни даже задушевные друзья. А значит, что никто не оценит нас в полном объеме, даже мы сами порой. Потому и говорят, что чужая душа — потемки. Да что там чужая — своя собственная ничем не лучше!

А значит, и понимают нас порой до обидного неправильно, да и сами мы, чего греха таить, ошибаемся иногда относительно других. Оттого я и боюсь, что расценят нас всех с этих страниц — и Илюху, и Инфанта, и даже меня, и даже Жеку — однообразно. Хотя у всех у нас многие образы при себе имеются.

Вот и тогда у Инфанта, за день до назначенной субботы, сидя за кофейным столиком за традиционной бутылочкой красного вина, я вдруг погрустнел почему-то. Погрустнел и задумался:

«Что же я делаю? Для чего? Зачем? Ну вот хотя бы с этим вымышленным изнасилованием — зачем я ввязался в него? Ведь вроде как взрослый человек уже, солидный для некоторых, тех, кто помоложе. И туда же!»

Я посмотрел на доктора БелоБородова, лежащего спокойно на кровати и не мучающегося ничем, разве что разбитым своим лицом.

— Б.Б., — спросил я, — скажи, почему мы такие? Что с нами не так?

Он повернул на меня свой подбитый глаз на синюшном веке и все конечно, понял. Всю мою минутную слабость, все мои подступившие к горлу сомнения. А поняв, успокоил.

— Значит, так надо, старикашка. Наказано нам так свыше, — объяснил он мне.

Но я не согласился сразу:

— Ну на какой, спрашивается, ты про это симулированное изнасилование придумал и на какой я взялся его воплощать? Ведь тебе, если на тебя посмотреть внимательно, уже достаточно за тридцать, да и мне не многим меньше. Ведь стыдно, если разобраться, на такую ерунду силы тратить, время, жизнь, в конце концов. Ведь к чему-то дельному могли бы взамен приложиться. А посмотри на нас… стыдно ведь! — добавил я в сердцах.

— Ну, про стыдно, это ты, положим, заметно переборщил, — ответил он мне с кровати. — Хотя действительно странно все это, наверное, выглядит, особенно со стороны, для постороннего глаза.