Джек Керуак - Ангелы опустошения. Книга 2

Как бы то ни было Алекс Фэйрбразер знает про это все будучи крупным аналитическим сатириком всей ситуации, смеется над этим всем своим странным безъюморным смехом и мы на самом деле оттягиваемся весь остаток дня хоть я его и обжуливаю чуть-чуть когда он велит мне выбросить копну надерганной травы я просто скидываю ее за каменную стенку на соседний участок, зная что ему меня не видно поскольку он на карачках в грязи в погребе вычерпывает ее горстями и заставляем меня выносить ведра. Он очень странный псих вечно передвигающий мебель с места на место и переделывающий вещи и дома: если он снимает маленький домик на сопке в долине Милл-Вэлли то все свое время потратит на то чтобы вручную пристроить к нему терраску, но затем внезапно съедет, в другое место, где станет сдирать обои. Совершенно не удивительно видеть как он идет по улице и несет две табуретки от пианино, или четыре пустых рамы от картин, или дюжину книжек о папоротниках, на самом деле я не понимаю его но мне он нравится. Он один раз послал мне коробку бойскаутских печенюшек которые на почте все раскрошились за три тысячи миль. Фактически в нем самом какое-то крошево есть. Он ездит по США крошась от одной библиотекарской работы к другой где очевидно конфузит библиотекарш. Он очень учен но учен по стольким различным и несвязанным предметам что этого никто не понимает. Он очень печален, на самом деле. Он протирает очки и вздыхает и говорит "Так расстраивает когда видишь что взрыв рождаемости ослабит американскую помощь — может нам следует слать им внутриматочное желе нефтяными бочками Шелл Ойл? Это будет такой новый вид Авантюры Таил сделанной в Америке." (Здесь он на самом деле имеет в виду то что напечатано на ящиках мыла Тайд которые отправляют за границу, поэтому он знает о чем говорит, просто никто больше не может связать зачем он это сказал.) Достаточно трудно, даже, в этом смутном мире знать зачем кто-либо существует не говоря уже о том зачем валяет так как они это делают. Как всегда говорил Бык Хаббард, я полагаю, жизнь "нестерпимо скучна". "Фэйрбразер мне скучно!" наконец говорю я -

Снимая очки, вздыхая. "Попробуй Учтивость. Ацтеки пользовались Орлиным маслом. Называлось как-то длинно начиналось с «К» а заканчивалось на «ойл». [69] oil — масло (англ.) Кетцалькоатль. Потом они всегда могли стереть лишнюю липкую жижу оперенным змеем. Может они даже щекотали тебе сердце прежде чем его вырвать. По Американской Прессе не всегда скажешь, у них такие длинные усы в Наборе Ручки и Карандаша."

Я вдруг понял что он всего-навсего сумасшедший одинокий поэт выговаривающий нескончаемый невнятный монолог поэм самому себе или тому кто готов слушать будь то день или ночь.

"Эй Алекс, ты неправильно произнес Кетцалькоатль: нужно Куэт-са-куатей. Как койотль правильно ко-йо-тей, а пейотль правильно пей-о-тей, а вулкан Попокатепетль правильно Попа-ка-теп-атей."

"Что ж ты там плюешься своими косточками в ходячих раненых, я же просто даю старое произношение согласно Правилам Горы Синай… Типа в конечном итоге, как ты произносишь Доктор Медицины когда живешь в пещере?"

"Не знаю, я ведь кельтский корнуэлец."

"Корнуэльский язык называется Кернуак. Кимерская группа. Если б кельты и Кимры произносились как бы с мягким С то нам бы пришлось называть Корнуолл Сорнуоллом и что бы тогда стало со всем зерном что мы съели. [70] соrn — зерно (англ.) Когда поедешь в Буду берегись подводного течения. Еще хуже тенью скитаться по Пэдстоу если ты симпатичен. Самое лучшее это зайти в паб и поднять стакан за мистера Пенхагарда, мистера Вентонджимпса, мистера Маранзанвоза, мистера Тревискуита и мистера Тергиргейта или походить пооткапывать кистваэны с кромлехами. Или молиться Земле во имя Св Тита, Св Эрта, Св Броска, Св Горрана и Св Кью и это не слишком далеко от труб заброшенных оловянных копей. Хайль Черный Принц!" Пока он это говорил мы тащили свои лапаты обратно на закате поедая пирамидки мороженого (и меня нельзя тут упрекать в том что я неправильно написал "лопаты").

Он прибавляет: "Явно Джек тебе нужен только Лендровер да уйти в поход во Внутреннюю Монголию если ночничок не хочешь принести." Все что я мог сделать, все что кто бы то ни было мог сделать это пожать на все это плечами, беспомощно, но он все трындит и трындит себе дальше.

Когда мы добираемся до моего дома там из Флориды только что пришла мебель и Ма с Беном ликующе пьют вино и распаковываются. Добрый старый Бен принес ей в тот вечер немного вина, и хоть он и знал что ей на самом деле вовсе не хотелось разбирать вещи а хотелось только вернуться во Флориду, что мы все равно в конце концов и сделали через три недели в этом запутанном году моей жизни.