Александр Щёголев - Как закалялась жесть

Что за сковородка такая стоит между мной и выходом на волю?

…А потом истопник ведет меня обратно (в помещение с тетей Томой и «мулинексом»), — и открывает дверь, оставленную на десерт.

За дверью — здоровенная морозильная камера. Настоящая комната.

На крюке, как говяжья туша, висит Рома Тугашев, незадачливый любовник и мент. Освежеванный, без кожи и безо всех конечностей; лишь голова не тронута. Впрочем, что значит — не тронута? Уши отсутствуют, щеки срезаны. С ребер также снят изрядный кусок плоти…

— Вы… людоед? — наконец до меня доходит.

— Ну, в общем, не без этого, — смущается Крамской.

— И что теперь?

— Ничего. С тобой весело, полурослик.

— А потом? Когда станет не весело?

— Ты повиснешь рядышком. Вон на том крючке.

И ведь повисну, с ужасом понимаю я.

Аппетитный окорок с нашлепкой «Саврасов». Надо же — не собаки, так псих.

Вот тебе и приятного аппетита…

— Какая Эвглена? — напряженно спросил голос в трубке.

— Меня зовут, как и мать. Я дочь Эвглены Теодоровны.

Пауза.

— А кто это такая? — неподдельно удивился голос.

— Что значит — кто?

— Я такую не знаю. Откуда у вас мой номер?

— Мать дала. Эвглена Теодоровна.

— Не понимаю, о ком вы говорите.

Елена мысленно застонала. Она, конечно, допускала, что разговор будет непростым, но не до такой же степени… Стрептоцид, сидящий за рулем, ободряюще улыбнулся ей. Машина была его, и водил он вроде бы прилично, без труда наматывая круги вокруг особняка. Елена звонила по мобильнику из движущегося автомобиля. Мобильник раздобыл Балакирев: вышел на улицу и купил у прохожего, переплатив втрое. Звонить со своего Елена не могла, — как и с обычного, из дому. Уши Виктора Антоновича прорастали всюду; она так и видела эту картину — уши, прорастающие сквозь стены, гигантскими лопухами висящие в воздухе возле дверей и окон… Потому и в машину залезла, чтобы пообщаться с господином Пагодой. Не подставлять же хорошего человека — единственного, к которому можно обратиться за реальной помощью…

— Извините, что звоню так поздно, — терпеливо сказала она. — Да еще напрямую. Я в курсе, какая у вас с моей мамой договоренность насчет связи, но у нас чрезвычайные обстоятельства. Я очень прошу вас о личной встрече. Как можно скорей. Поверьте.

— Девушка, — сказал господин Пагода, — я вас совершенно не понимаю. Ни одного слова.

Елена растерялась. Человек осторожничает, и это, наверное, правильно, но ведь он должен, должен узнать о произошедших изменениях!

— Муж Эвглены Теодоровны взбрыкнул, серьезно ранил мою мать, — торопливо принялась она докладывать обстановку. — Я ее прооперировала, все в порядке, но мать пока не может вести дела и даже разговаривать. Я временно за нее. И я, вернее, мы, — мы гарантируем бесперебойную работу фирмы…

— Не понимаю, о чем вы говорите, — перебил ее собеседник. — Какой муж, какая фирма? Простите, я вынужден закончить этот странный разговор.

— Проблема с мужем решена, — в отчаянии бросила Елена. — Но он вывел из строя обоих менеджеров, которых приставил к нам известный вам генерал. Один, к счастью, жив, с ним надо что-то решать, лучше всего забрать поскорее. А второго — совсем. Теперь понимаете? Второй пошел на «игрушки»…

Тут господин Пагода не выдержал, что-то нервно вскрикнул и отсоединился.

Елена попыталась дозвониться сызнова. Раз за разом вызывала телефонный номер — без толку. Абонент стал недоступен: очевидно, выключил свой мобильник.

Она в ярости заколотила кулаками по торпеде.

Вот тебе и Пагода! Трус и предатель!

Пока возвращались домой, она повторяла лишь одно слово:

— Каз-зел… каз-зел…

Как сжечь труп у себя в особняке, в центре Москвы, и при этом не «засветиться»?

Поскольку тело содержит огромное количество воды, в том числе химически связанной, то при высоких температурах эта химически связанная вода определит свойства дымовых газов — они будут жирными, вонючими, липкими. Можно провести эксперимент — сжечь сырую, вяленую и сухую рыбу. Лучше всего сгорит сухая. При этом она будет давать свет и тепло. Таким образом, вывод очевиден: труп необходимо вначале высушить, а уж потом сжигать. В газовой печи, дооснащенной необходимым оборудованием (дополнительной форсункой), это сделать несложно.

Но сначала — фарш! Не целиком же совать туши в камеру сгорания, и не кусками же?! Здесь вам не крематорий. Фарш получаем на кухонном оборудовании «мулинекс» (рубаю в мулинекс, несколько раз повторил Крамской, жмурясь от удовольствия). Сушим в золоулавителе, сжигаем — и готово. Так как объемы небольшие — этот способ наиболее удобен. В течение нескольких часов вполне можно утилизировать 25–40 кг диетического, биологически ценного продукта… (В этой части Крамской особенно возбудился: ведь сколько раз он предлагал Эвглене — поставить установку для сублимации продуктов, а сухой лиофилизированный полуфабрикат скармливать собачкам, добавляя в кашки или делая из него «супер-педигри». Пропадает ведь добро!)