Шико Пашеко иронически рассмеялся:
— Ну, так им придется подождать: этот капитан не поведет судно… Он с места не тронется…
— Не верьте, — прервал его Зекинья Курвело. — Капитан будет счастлив такой возможности.
— Счастлив или нет, — ответил сеньор Антунес, — но ему придется согласиться. Он обязан по закону.
Даже если он в отпуске или в отставке…
Они подошли к дому капитана. Васко сидел перед большим окном и смотрел на бурное море. Зекинья Курвело окликнул его, представил ему приезжего и, потирая руки, стал объяснять, в чем дело.
— Теперь, капитан, вы раздавите этих гадин.
Противники остались снаружи под дождем, Зекинья
Курвело и Эмилио Фагундес вошли в дом вместе с Антунесом. Капитан молча переводил взгляд с одного на другого. Представитель компании прибавил к словам Зекиньи, что компания будет весьма благодарна и, без сомнения, хорошо вознаградит за оказанную ей услугу.
— Я поклялся, когда вышел в отставку, никогда больше не ступать на капитанский мостик. Это грустная история, мои друзья знают ее подробности.
Зекинья Курвело был недоволен таким началом:
— Но, учитывая обстоятельства…
— Клятва есть клятва, моряк не нарушает своего слова…
Сеньор Америке Антунес вмешался:
— Простите, капитан, но вы обязаны принять командование судном. Впрочем, вы, сеньор, знаете это лучше меня. Таков закон моря.
— И закон чести, — прибавил Зекинья, — надо смыть пятно и уничтожить завистников.
Капитан заметил, что оставшиеся на улице противники убегают, прогнанные все усиливающимся дождем; однако самые упрямые укрылись у сестер Магальяэнс — на крыльце дома старых дев виднелся силуэт Шико Пашеко. Капитан повернулся к друзьям:
— Разрешите мне потолковать наедине с сеньором Америко. Нам надо обсудить некоторые детали.
Он отвел приезжего в гостиную, оставив Зекинью и Эмилио в прихожей. Беседа длилась немногим более десяти минут, вскоре капитан вернулся вместе с представителем компании, который повторял:
— Итак, будьте спокойны, все будет хорошо.
Поспешное рукопожатие, и приезжий, заслышав приближающийся стук колес, выбежал под дождь.
Ему надо было спешить, чтобы не пропустить поезд.
Шико Пашеко помчался вслед за сеньором Антунесом, желая узнать новости, но не мог соперничать с ним в быстроте бега: когда Шико появился на станции, поезд уже отходил.
Капитан между тем объяснял Зекинье и Эмилио:
— Я потребовал от компании приказ за подписью президента, чтобы получить возможность нарушить клятву…
— Вы хотите сказать, что принимаете командование? — возликовал Зекинья.
— А почему бы мне не отправиться, если так велит долг и мне дадут бумагу, освобождающую от клятвы?
Дороти простит…
Поедет — не поедет; обманщик — великий человек…
Споры разгорались, новость разнеслась по предместью, все старики, несмотря на беспрерывный дождь, который все усиливался, явились на станцию. Ни споры, ни дождь не прекратились и после отъезда капитана на двухчасовом поезде в сопровождении Балбины. Како Подре тащил чемоданы, капитан был в парадной форме и нес свою замечательную подзорную трубу. Он пожал на прощание руки всем — и друзьям и врагам; наверно, он пожал бы даже руку Шико Пашеко, если бы бывший инспектор не отошел на край платформы. Подошел поезд, капитан Васко Москозо де Араган обнял Зекинью Курвело и надолго прижал его к груди. Он не сказал ни слова. Стоя в дверях вагона, он приложил руку к козырьку.
— Сбежал… — объявил Шико Пашеко. — Больше он никогда не вернется.
— Он поведет судно в Белем, — твердил Зекинья Курвело.
— Только ослы могут этому верить. Если не добудут другого капитана, «Ита» пустит корни в порту. Шарлатан скрылся, мы больше о нем ничего не узнаем.
— Клевета!
— А зачем же тогда он увез с собой служанку? Увидите, в один прекрасный день явится кто-нибудь забрать его барахло и скажет, что дом продан. Он уже раньше подготовился к бегству, ему только пришлось немного поспешить.
— Поживем — увидим. Правда всегда побеждает, — сказал Зекинья, любивший громкие фразы.
В пять часов многие, несмотря на дождь, все еще стояли на берегу и смотрели на бухту Баии, где в неясном свете пасмурного дня едва вырисовывался величественный черный силуэт «Иты». Пароход снимался с якоря, из трубы его повалил дым, очевидно, он дал гудок. Он вышел из гавани и скрылся за молом.
Споры, ожесточенные, бурные, продолжались до тех пор, пока в газетах не появились первые телеграфные сообщения.
Читать дальше