Жоржи Амаду - Старые моряки, или Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган

— Дайте-ка я отгадаю… Вы майор, я готова поклясться.

Когда на правительственной трибуне они были представлены главою штата одной важной персоне, то после провозглашения звучных титулов послышалось:

— Сеньор Васко Москозо де Араган, крупный оптовый коммерсант.

Сеньор Васко… Целый день он слышал эту ненавистную приставку к своему имени и страдал от нее, как от пощечины, как от оскорбления. Он был унижен до глубины души, краснел, опускал голову. Праздник больше не радовал его. День был испорчен. Что значат деньги, симпатия и дружба влиятельных людей, если на самом деле он все-таки не был им равен, если что-то их разделяло, какое-то расстояние всегда оставалось между ними? Многие завидовали Васко, считая, что ему повезло в жизни и у него есть все для счастья. Но это было не так. Васко мечтал о звании, которое заменило бы унизительное словечко «сеньор», безличное, вульгарное, смешивающее его с толпой, чернью, сбродом.

Сколько раз размышлял он об этом в тишине своего холостяцкого дома после веселых пирушек, и его добродушное лицо мрачнело. Он отдал бы все на свете за диплом зубного врача или хотя бы фармацевта, ведь тогда он имел бы право носить особое кольцо — символ высшего образования — и писать перед своим именем «д-р…»

Он стал подумывать о покупке звания полковника национальной гвардии. В первые годы существования республики многие помещики из глубинных районов покупали такое звание за несколько конто. В те времена в сертане было столько полковников, что это слово стало синонимом богатого помещика. Оно утратило военную окраску, перестало связываться с представлением о чести мундира. Этим полковникам давно уже не оказывали воинских почестей, даже не козыряли.

Носить форму им тоже не разрешалось. Какой же смысл покупать звание полковника? Просто смешно…

Он мечтал — мечтать ведь никому не запрещено — о папском дворянстве, но это было слабым утешением, всего лишь фантазией, исчезающей перед лицом суровой действительности. Титул ватиканского графа стоил громадных денег, всего состояния Васко не хватило бы на него. В Салвадоре был всего один папский дворянин — Магальяэнс, компаньон крупной фирмы, по сравнению с которой торговый дом «Москозо и К°» казался не больше придорожной харчевни. Этот Магальяэнс построил за свой счет церковь, послал папе золотое изображение Христа, давал деньги священникам и братствам, заплатил двести конто за дворянство, совершил паломничество в Рим и при всем том едва добился титула командора. Одних денег тут мало, необходимо оказать церкви важные услуги, отличаться религиозным пылом и быть своим человеком в монастырях. Беспутный Васко Москозо де Араган редко бывал в церкви, совершенно не имел связей в церковных кругах, и имя его никогда не произносилось в епископском дворце.

Иногда, лежа в постели, погруженный в размышления, Васко проклинал своего покойного деда, этого грязного тупицу, который думал только о деньгах. Вместо того чтобы заставлять несчастного ребенка подметать пол в доме на Ладейре-да-Монтанья, бегать по поручениям и таскать грузы, лучше бы дед отдал его в школу, а потом на медицинский или юридический факультет. Вот тогда Васко поднялся бы на вершину социальной лестницы! Но где там! Старый Москозо думал только о фирме, о том, чтобы внук смог когда-нибудь заменить его.

Васко старался отвлечься от воспоминаний о деде: среди них не было таких, которые стоило бы хранить.

Он давал волю своему воображению и с наслаждением мысленно ставил перед своим именем желанные, недосягаемые титулы. В эти минуты он был совершенно счастлив.

«Васко Москозо де Араган, адвокат», — и он видел себя на судейской трибуне, в мантии и парике; он направляет на прокурора обличительный перст и блестящей речью уничтожает его; дрожащим от волнения голосом он рассказывает историю своего подзащитного, который оказался жертвой, бессильной жертвой рока.

Добрый, работящий человек, нежный отец семейства и преданный муж, обожающий свою жену, она же — легкомысленная женщина — наставляет ему рога…

Мет, это неподходящее выражение для суда… И вот легкомысленная женщина, презрев любовь мужа и невинных детей, оскверняет святость семейного очага, забывает клятву верности, данную перед священником, и на ложе измены втаптывает в грязь честное имя мужа… Вот так, это хорошо… Фраза понравилась ему самому, он растрогался… Его имя гремит по всему штату наравне с именами крупнейших адвокатов, о нем говорят, со всех сторон слышатся похвалы: «Какой талант! Какое красноречие! Он заставляет плакать даже людей с каменными сердцами! Нет такого суда присяжных, который не согласился бы с ним!»