Сергей Солоух - Самая мерзкая часть тела

А Симка сел на лавочку под тополь. Сдул пену, увидел реку. Влил пузырьки — два белых теплохода. Весна. Листочки. И эрекция. Первая за три последних дня. Подснежник. Алый мак. Жаль, некому преподнести. Но ничего, теперь направо и налево будет раздавать. Свободен.

Плюхнулся на кожимитовое сиденье своей тележки, отрыгнул здоровым ячменным духом и порулил домой. А там покой и тишина. Все на даче. Нажрался вчерашнего пирога. Зажевал сладкое смесью картохи и кеты. Засосал литр молока и завалился спать. Общий привет.

Спал до полпервого. Подушку обнимал. Дышал в атлас. Размазывал слюнку по льну. Тот сон, вторничный, сладкий досмотрел. В субботу прокрутил два раза. Никто не помешал. С таким отвесом пробудился, что хоть сейчас в грушевый сад беги. Перевернулся на спину — мачта и парус. А Лерка Додд не знает. Эх, дура баба, такой красавец, молодец и твой. Симка откинул простыню. Поднялся и сразу к телефону. Доложить.

— Что, значит, не получится сегодня? Ты это брось.

Дурная Лиска кусала Леру за ногу. Тоже играть хотела.

— Так у меня же съемка, Сима.

— В субботу? Не бреши.

— В том-то и дело, что в субботу. Поедем в «Юность», будем там записывать программу дискоклуба Горного для новой передачки.

— Хо-хо, гы-гы-гы! Пойдет. Ништяк. Мы это любим, танцы-шманцы. Когда заехать-то за тобой? За час намазаться успеешь?

— Уже в порядке, не волнуйся, за мной давно пошла дежурка со студии. Полчаса назад, вот жду с минуты на минуту.

— Ну, тоже катит. Нормалек. Значит там встречаемся. Начало-то во сколько? В шесть? Ну все, замерено. Чулочки красненькие только не забудь надеть.

Ню-ню-ню.

Козел. Счастливо тебе там наловить впотьмах полиамида всех цветов. И маленьких бесцветных насекомых, живущих на красном, синем и зеленом. Чулочной фауны и флоры. Дави на газ, зоолог.

Кинула. Легко. На кожно-гальваническом уровне. Даже и не задействуя центральную нервную систему. Не прекращая дурачиться с собакой. Большой палец правой ноги то отдавая на съеденье, то пряча за лодыжку левой. Вот так бы и другого оставить с носом. В калоше. Ровно дыша и улыбаясь. Сделать, помешивая ложечкой сахар, постукивая на редакционной «Эрике». Или ни-ни? Ни в коем случае? Спасибо вам, товарищ Курбатов, что вовремя нарисовались. Обдали жаром сердца, ставридами подмышек. Подали липкую ладошку, присоску протянули в трудный момент. В нелепый час, когда Алешка всех насмешил.

Не, не дождешься. Кукиш с маслом. Завтра поставишь нолик в ведомости, и послезавтра. И в среду будет пусто-пусто. Приветик, голубой экран. Не влезла девушка в твою диагональ. Уши мешали. Хобот. Хвост. Пройдет неделя. Две, и отец скажет, сам, бросит между прочим за обедом… или за ужином…

— Ты, Валя, вот что… Василий завтра трудовую принесет, будешь теперь…

Кем, чем? Секретаршей? Лаборанткой? Распространителем билетов в филармонии? Кукушкой в часах! Только у той готовый график, а здесь не знаешь, сколько ждать. Своего полдня или полуночи. Когда придет, явится и будет стоять, виновато опустив ресницы. Дурачок. Даже прощенья просить не умеет, только улыбаться и пуговицу теребить. Что, милый, забыл, как это делается? Иди сюда, я научу. Я помню.

— Не стыдно? — Валерка присела. Двумя руками приподняла остренькую морду щенка. Не больно сжала, закрыла пальцами пасть лайки. Лиска. Вчера отец от дядьки притащил.

— Молчишь? — а Белка бы вырвалась. Тетка твоя. Всеми четырьмя лапами уперлась бы. Но Белки нет. Попала под «уазик» в феврале.

Собака не отвечала. Рыжая псина слушала. Как оказалось. Самым совершенным в мире слуховым аппаратом отслеживала бег электронов. Свист дробинок электрического тока. Одна попала на излете, и телефон ойкнул. Даже не зазвонил, а дернулся. Разок, другой.

И кто это? Ну не Сима же. Так скромно и осторожно, будто подранок. Может быть, Ирка? Малюта, куда-то забурившаяся, пропавшая, исчезнувшая на неделю.

— Валерка, забери меня отсюда!

— А ты где?

— Не знаю. Ничего не знаю, забери меня отсюда.

Или же.

— Анна Витальевна? Алло. Это «Жаворонок»? Алло. Бухгалтерия? Я из Крапивино. Геннадий…

Динь — телефон. Тик-так — часы. Динь — телефон. Тик-так — часы. Субботний утренний вальсок.

— Да. Слушаю вас.

И ничего. Вдох без выдоха. Струна. Удавка. Физически ощущаемое напряжение молчания. Что разорвется? Лопнет первым? Ушная перепонка? Мембрана в трубке? Медная жила провода? Или же губы? Губы разомкнуться? О, Боже, не может быть. Так скоро?

— Ты?

— Я.

Алексей. Алешка. Милый. Звонит с вокзала. Из автомата. Он рядом. Только две копейки застряли в горле. Монетка встала поперек железной коробки и мешает. Мешает слышать его голос. Волшебные звуки.