Я здесь! Я тоже ищу тебя! Я в Ленинграде, в редакции «Трудовой смены»! Я всё, буквально всё сделаю! — мысленно восклицал Телегин. — Я! Я твой единственный, богом данный на всю твою жизнь избранник! Воплотись наяву! Удостой меня своей любви!…
И чудо случилось. Десять лет спустя Галатея сошла с постера и в одночасье сделалась его, то есть, моей законной супругой. На всю жизнь, счастливую и долгую, и после.
Утолив первую волну страсти, я попытался узнать свою жену ближе. Обалдевшая от внезапно пронёсшегося урагана, Таня смотрела на меня подозрительно. Хотя, конечно, ей было приятно. Она улыбалась, отбивалась и называла меня сумасшедшим. А я ничего не мог ей объяснить.
По первому впечатлению она была не вредная. Руку даю на отсечение, что за десять лет она мне ни разу не изменила. У неё был какой-то прочный внутренний кодекс; она могла расплакаться, увидев несправедливость. Любила ли она меня? Не знаю. Не уверен. Откуда мне знать? Меня любила только Ниночка, которую я предал.
* * *
Навещая в Питере своих родных, мы с Гусевым всё-таки съездили в клинику доктора Борга. Кира к нам вышла, и мы немного выпили на жёлтой прошлогодней травке, в окружении сосен, гигантских камней и подтаявших сугробов.
Она ничего не знала ни про 74-й, ни про 84-й, потому что та Берёзкина, которая всё знала, осталась в метро. А эта по-прежнему была нам подругой. Гусеву — ещё и любовницей. Если бы я не мешал, они бы и здесь нашли уголок для стремительного разврата. Я упорно и шизофренически ревновал и тихо злорадствовал. Она не заметила в нас перемен; мы делали вид, что ничего не переменилось. Эта Кира Берёзкина жила как жила, плавно, словно гусеница двигаясь по своей бороздке винта вверх и вверх, с каждым новым разводом надеясь на новое удачное замужество. Для того, чтобы она стала собой, чтобы она раскинула свои огромные прекрасные крылья, надо было встряхнуть её хорошенько. Так, чтобы сердце наружу и кровь из носа…
— Тебе надо жениться на Пугачёвой.
— Что?! — Гусев поперхнулся куском ростбифа, густо намазанного горчицей. — Ой… ой не могу…
— Не можешь?
— Горчица… о… — он замахал руками перед ртом, — какая попалась…
Кварцхава и Гусев ужинали в «Норде» после трудного дня. У Георгия Семёновича, на его телеканале «Кварц ТВ», снимали клип новой группы «Блёстки». Девочки, изображавшие лесбиянок, круто поднимались в хит-парадах, благодаря двум попавшим в резонанс шлягерам. Они ещё не знали, что эти два даны им на всю жизнь, и других не будет. А другие песни можно исполнять только под шумок, в орущем зале, отвлекая публику срыванием школьных лифчиков и приспущенными трусиками. Их раскручивали торопливо, грубо, по максимуму — с каждым годом им будет труднее изображать из себя малолеток.
— Что такое? Ты что сказал? На Пугачёвой? Или у меня в ушах звенит после этих… блестящих. Гоша, ну согласись, круто. Вопят, будто конец света. Знаешь, как «блёстка» по английски?
— Погоди, Витёк, давай выпьем, — Гоша налил водку. — Я уж поговорил с Эрнстом. Пугачёва достала. Надо делать «Рождественские встречи с Виктором Гусевым».
Гусев взял свою рюмку и проглотил водку.
— Хоть бы чокнулся… Витёк, короче, у тебя сложился хороший имидж. Типа Карабас Барабас. С твоим именем у телезрителя ассоциируется все эти девичьи ансамбли — молодость, свежесть, эротика, умеренный налёт скандальности. И, что важно, всё на отечественном материале. Пугачёва и вся советская плесень осела там как навсегда. Надо сделать тихий бескровный переворот.
— Гоша, ты умеешь уговаривать, но сейчас ты чего-то не то сказал. Плесень. Как я могу после этого на ней жениться?
— Ладно, ладно, не лови на слове. Витёк, понимаешь, Эрнст не хочет делать революцию. Он боится просто взять и прогнать старых пердунов с эстрады. Его за это убьют. Первое правило торговли: покупатель должен захотеть товар. Пугачёва должна сама захотеть передать тебе власть. А для начала ей нужно захотеть тебя.
— Вообще-то может и не захотеть.
— Вставь ей так, чтобы захотела. Этакого большого женского счастья. Чтоб не тянуло на организационные хлопоты. Обрюхатишь глупую бабу и подомнёшь под себя весь телевизионный бизнес.
— Я, может, так и не сумею.
— Что?.. Кто это говорит? Половина твоих артистов в декрете. Ты похотливый шакал, вот ты кто. И ты говоришь, что не сможешь удовлетворить женщину в возрасте?
— Погоди, не шуми. Давай выпьем. За тебя.
— Нет за тебя. Вот так. Закуси. Хочешь сигару? Как на Кубе первый раз закурил, так и курю. Когда начинал, сигара стоила шестьдесят копеек. А теперь — как бутылка водки. Хорошей водки.
Читать дальше