— Видимо, хутор защищали отец и его сыновья, — сказал я и положил на стол фрагменты фотографий. — Такое может быть, Светозар?
— Сплошь и рядом, капитан. Сербы поступают также. Стараются сберечь родные дома.
В это время сосульки на люстре отчетливо зашелестели. По потолку пробежали скрипы. На втором этаже кто-то прошел. Я и Светозар схватились за оружие и передвинулись к лестнице, ведущей на второй этаж. Стали подыматься по ней, стараясь не скрипеть ступенями. Но какой-то шум мы, конечно, создавали.
На втором двери во все комнаты были открыты. Из одной двери вырывался поток сквозняка, и мы безошибочно направились туда. Окно было настежь открыто. На полу валялись предметы военной формы хорватской армии, брюки, ботинки, даже кепи. Мы подбежали к окну. Через сад в горы бежал седой человек в гражданской одежде. Правда, в руке у него был автомат. Человек обернулся и посмотрел на свой дом. Старый хорват с глубокими продольными морщинами.
Мы не стали в него стрелять.
Я тогда еще бороды и усов не носил, волосы у меня были в своей основной массе темные, в некоторых местах от силы salt and pepper, т. е. соль и перец, как говорят американцы. Поседел я уже в первые годы XXI века, когда сидел в тюрьмах, а тогда был такой привлекательный себе «капитэн». Кличка приклеилась ко мне от комнаты, которую я занимал (я уже об этом упоминал), где раньше жил капитан, да погиб. Так вот я, поскольку брился начисто и был коротко острижен, и носил темные очки в массивной оправе, не был похож на серба катастрофически! Зато был аутентично похож на хорвата, их врага, или немца, тоже проходящего в сербском сознании как враг. Бундесвер-офицер.
По утрам в мою суровую келью (железная кровать, железный шкаф, печка-буржуйка с трубой и стол — подарок начштаба полковника Шкорича) входил первым около шести утра солдат-крестьянин Милан и растапливал мне печку дровами, стоя на коленях. Я писал о моей келье и о солдате, будившем меня стуком в дверь и вопросом «Хладно, капитан?», в моих репортажах, поэтому промчусь коротко по солдату и перейду к солдаткам.
Если не ошибаюсь, завтрак назывался «доручек». Офицеры имели право, если хотели, не идти в столовую, а иметь завтрак в комнате. Они все хотели, и вот почему. Завтраки разносили рослые красотки, девки-солдатки. Затянутые в различные военные штаны. Хоть штаны и были различными, на девках все они выглядели как бриджи. Ибо female в возрасте 25–30 лет, а все они были именно в этом прекрасном возрасте, имеют развитые попы, грушевидные и яблоко-видные, и они натягивают им штаны в бриджи. Пока я ходил в туалет и брился (там несколько полковников в подтяжках поверх военных рубах брились, как в 45 году, опасными лезвиями, наводя лезвия на ремнях, лица в мыльной пене. О, постмодерн!), крестьянин топил печку и уходил. Я возвращался, в комнате уже было тепло, и в дверях появлялась улыбающаяся солдатка. «Доручек, капитан?!»
— Ну конечно, — говорил я. — До ручек, до ручек! И до ножек!
Девки хихикали, но ничего не понимали. На пластмассовом подносе обычно было содержимое банки консервов на тарелке, чай в огромной кружке и ломти местного ароматного хлеба.
Солдатки были лучше всего, что находилось на подносе. Сербки вообще красивые исчадья. Они, работая с офицерами, еще и выпендривались, конечно. Подкрашенные губы, сладкие и едкие духи, туго затянутые ремешками талии и эти неотразимые задницы. Которые хотелось схватить руками, но было нельзя.
После каждого «доручка», если я немедленно не уезжал на фронт, меня посещали сексуальные фантазии, а проще говоря, похоть. Солдатки потом исчезали куда-то на весь день, и только ночью, если я ночевал в казарме, я слышал сквозь сон девичьи смешки, они о чем-то беседовали с часовыми, охраняющими наш офицерский второй этаж. Бывало это уже очень поздно.
Однажды вечером Славко и Йокич раздобыли где-то бутыль вина и поднялись ко мне в комнату. Запрета на распитие алкоголя в казарме для офицеров не существовало, а в солдатской запрет был. Потому мы решили выпить вино и разойтись. Получили мы бутыль поздно, а то бы выпили ее раньше, в другом месте, мало ли где. Это был первый и единственный раз, когда мы распивали алкоголь у меня в комнате, и вот к чему он привел.
У меня оказался только один стакан. Аскетический набор предметов первой необходимости австро-венгерского офицера, видимо, никогда не подразумевал хранение в келье более одного стакана. Там даже вешалка имела всего два крючка, и если ты повесил автомат, то на еще один крючок можешь повесить либо штаны, либо пиджак, либо пальто. Что до кормления, то было ясно: австро-венгерский офицер питался либо в военной кантине, либо в ресторанах под грохот канкана и оперетты «Марица».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу