Эдуард Лимонов - Смрт (рассказы)

Я сказал, что почти с луны, и спросил Сандру, знает ли она хоть чуть-чуть по-итальянски. Да, сказала она, чуть-чуть знает. Тогда я поделился своей идеей с Зоричем. Пойдем все вместе, как пьяная компания. Но разговаривать с полицией будут Сандра и я, у нее американский паспорт, у меня — французский. Главное — представиться очень пьяными, чтобы они не обыскивали катер и не проверили документы у всей толпы. Зорич сказал, что маловероятно, что полиция займется проверкой документов у 20–25 пьяных субъектов, большинство из которых женщины. Если же они попытаются обыскать катер, тогда придется стрелять. Он сказал эти слова с таким чувством, что было ясно: ему хочется пострелять здесь, в Венеции. И конечно, «тигры», воюющие три года, без труда перестреляют с таким своим опытом ленивых «карабинери».

Женщины снимают напряжение между вооруженными мужчинами. Когда наша толпа, галдя и шумя, бросилась на троих «карабинери», стоящих возле их катера, причаленного у нашего катера, они сразу были деморализованы. Наши женщины на нескольких языках поздравляли, перебивая друг друга, «синьёри карабинери» с Мэри Кристмас и хватали их за руки. Сандра пробилась к старшему (у него был такой «старший» вид и больше всего пуговиц, лычек и полосок знаков отличия) и спросила:

— В чем дело, в чем провинилась наша толпа американцев и французов, приехавшая на праздник в Венецию?

Несколько ошалевший старший «карабинери» сказал то же, что уже сообщила нам Сандра: что нельзя, мрамор разрушается, нельзя моторам, только грузовые баржи и «вапорино», а еще «вапоретти», «мотоскафи». Сандра сообщила, что мы не знали этого, что в Торчелло, откуда мы появились, ходят свободно даже двухпалубные «мотонаве» и там мы арендовали наш кораблик, правда, милый синьор, настоящий морской трудящийся катерок?!

— То в Торчелло, — возразил старший «карабинери» важно. — В Торчелло ничего такого, хрупкого искусства нет, а здесь Венеция, сокровища искусства, ЮНЕСКО, мировое значение…

Мы с Сандрой дружно сказали, что мы «understand», «understand», мы не знали, нас не предупредили.

— Куанта коста, синьор? — спросила Сандра. — Сколько? Штраф, мы готовы.

«Карабинери» посмотрели друг на друга. Сандра полезла в сумочку, я вынул франки. Мы сунули все это старшему «карабинери». Его руки инстинктивно сжали деньги. И не разжались.

— Мы уезжаем, уезжаем, — заверила Сандра. — Вот, смотрите! — и она прыгнула на палубу нашего катера. За нею еще несколько девушек и все «тигры». Зорич и я стали прощаться с остающимися. «Карабинери» прыгнули на свой катер и, помахав нам оттуда рукой, удалились по черной воде.

Девушки поднялись с катера на набережную и махали нам оттуда руками. Я даже не знаю, кем они нас считали в этот момент. Ну уж точно не сербскими офицерами, явившимися в самовольную отлучку с войны. Приятными, веселыми ребятами.

Только глубокой ночью выяснилось, что Сандра не сошла на берег, а осталась с нами. Потом она работала в военном госпитале в городке Обровац, естественно анестезиологом.

Это добрая история, но конец у нее (точнее, это произошло уже за временными рамками этой истории) все равно мрачный. Потому что в 1995 году хорватские войска уничтожили Сербскую Республику Книнская Краiна. Мне неизвестно, что стало с моими товарищами-«тиграми», с Момой Зеленичем, наконец, с безрассудной американкой Сандрой. Знаю, что она была из города Сан-Диего в Калифорнии. Небольшого роста, худенькая, темные волосы, лет 25 или 30.

Мы заняли Крившичи после небольшой перестрелки. Боем это было назвать трудно. Правда, перед этим наша далекая артиллерия швырнула десяток горячих болванок 122 калибра по их бронетранспортерам и вывела их из строя. Так что хорватам нечем было держать оборону. Я потом увидел эти их машины. У одной снарядом была вскрыта крыша в месте рулевого отсека так, что казалось, броню вскрыли огромной открывалкой для консервов. Внутри все сгорело. Я видел торчащий из золы кусок погона да кости. Ступни в ботинках не догорели, потому что были ниже. Это все, что осталось от водителя. Почему не догорел погон, было трудно понять.

Я и до войны не был особенно сентиментальным, а война вообще меня очерствила. Я посмотрел на вскрытый бэтээр, сплюнул и пошел дальше. Мы шли с бойцами прочесать Крившичи. Шли цепью с дистанцией метров десять друг от друга. Мы шли через обширный негустой сад.

Дорогу нам преградила каменная изгородь. На горных плато камень, конечно, самый дешевый материал. Все изгороди каменные.