Диана Машкова: Чужие дети

– И ты че?

Он услышал, как Юлька еще раз жадно припала к бутылке. Глотала так, словно пыталась запить стоявшие в горле слезы. Если бы не богатый баторский опыт, он никогда бы не распознал в девчонке обиду на мать. Хотел было ее утешить, но вовремя остановился. Бесполезно это все. Она не признается в том, что чувствует, не вылезет из своей раковины. Как и он сам. Пусть сидит. Так надежнее. Отсутствие эмоций – отличный наркоз.

– А я ниче. Не хочу отвечать.

– Вера, это что здесь такое?

Екатерина Викторовна ударилась в полутьме приемной бедром об острый угол громоздкого предмета. Журнальный столик справа от двери в ее кабинет всегда был девственно чист, а тут вдруг на него взгромоздился неизвестного назначения огромный куб.

– Ой. – Секретарша выскочила из своей каморки и включила в помещении свет. Екатерина Викторовна увидела стеклянный ящик для пожертвований с символикой их издательского дома.

– Это для сироток, – застрекотала Вера, – Яков Львович лично принес. Вы сильно ушиблись?

– Терпимо.

Катя, растирая ногу под шелковыми брюками, разглядывала инородный предмет. На коробе помимо названия издательства красовалась наклейка с плачущим младенцем и надписью: «На подарки детям-сиротам». На дне ящика уже покоились две купюры – одна пятитысячная, вторая сторублевая.

– Гос-с-с-споди, – прошипела Екатерина Викторовна.

– Что такое?! – перепугалась Верочка.

– Почему сюда-то поставили?! – Начальница пыталась контролировать голос, но в нем железом зазвенел гнев.

– Яков Львович велел, – секретарша невольно попятилась, – сказал, здесь у вас люди добрее.

– Где это – здесь?! Под дверью моего кабинета?

– Ну да. Тут же камера висит, – Верочка виновато улыбнулась, – стимулируют щедрость. Все хотят, чтобы их видели за добрым делом.

– Потрясающая мысль! – Екатерина Викторовна бросила на Верочку обжигающий взгляд. Секретарша вздрогнула и с опаской обернулась на камеру.

– Ну, вы же знаете, – она беспомощно развела руками и зашептала, – если Яков Львович сказал…

– Вне всяких сомнений.

– Он еще просил предупредить, – Верочка еле шевелила губами и потела от страха: недовольство начальницы и приказ учредителя разрывали ее на части, – сегодня всем нужно быть на собрании в три часа.

– По какому поводу? – Екатерина Викторовна приподняла правую бровь.

– Будут прививать социальную ответственность в коллективе.

– Отлично, – начальница закатила глаза к потолку, – внеси в мой график.

– А у вас в это время встреча…

– Ничего, подождут, – она кивнула в сторону ящика, – я так понимаю, Яков Львович уже подал пример коллективу?

– Я тоже. – Верочка забавно покраснела, скромно опустив глаза.

– Благодетели, – Екатерина Викторовна горько усмехнулась, а Верочка подумала о том, что начальница у нее черствая и вредная тетка, – соедини меня с ним.

Яков Львович не поленился – ровно в три часа в конференц-зале собрал почти весь коллектив детского издательства, без малого семьдесят человек. На экране замелькали жалостливые картинки. Вот мальчик стоит на подоконнике и смотрит в окно, вот девочка сидит со слезами на глазах за прутьями кроватки. Пузатая фигура учредителя на фоне детского горя выглядела насмешкой. С интонацией Левитана хозяин компании вещал о сиротах, о личной ответственности каждого и призывал включиться в «благое дело».

Екатерина Викторовна поморщилась от пафосной речи работодателя. Ей казалось, он вздумал прочесть вслух заказную статью из низкопробной газеты. Наконец Яков Львович перестал сыпать слезливыми сентенциями и перешел к делу. Выяснилось, что он договорился с директором одного из детских домов Москвы о регулярной помощи детям. Начали переговоры с того, что издательский дом хочет и может привозить ребятам новые книги и журналы. Важно поднимать уровень эрудиции ребят, помогать им в развитии. Яков Львович, помимо прочего, надеялся получить фотографии читающих, а заодно на глазах умнеющих детей-сирот для очередной кампании продвижения, которую он задумал. Однако в детском доме ему открыли глаза – одного желания, чтобы сироты что-то читали, будет недостаточно. Ребята вряд ли увлекутся художественной литературой и научно-популярными изданиями по собственной воле. Их надо будет заинтересовать, вовлечь. Вот и родилась идея о личных встречах с воспитанниками и о подарках.

Катя слышала в голосе Якова Львовича гордость, словно он отыскал-таки способ изменить мир к лучшему. Редакторы и корректоры, художники и верстальщики начали откликаться на вдохновенный призыв хозяина – посыпались предложения, идеи, советы. Сотрудники постарше как по команде начали вдруг вспоминать истории из своего советского детства и, перебивая других, рассказывать о книгах, которые сделали их людьми. Екатерина Викторовна вздохнула украдкой. Она и сама в школе читала запоем, могла забыть о сне и еде – лишь бы добраться до развязки очередного романа. С тех пор прошло тридцать лет. Сегодня дети стали другими. Ее старшая дочь отмахивается от любимых произведений матери, и та завидует тайком, когда слышит о подростках, которые обожают книги. Хорошо хоть младшая пока с удовольствием слушает сказки, рассказы и стихи Маршака, Маяковского, Зощенко, Заходера, Барто и всех, кого Катя с наслаждением читает ей перед сном. Но надолго ли это счастье? Со старшей они тоже провели немало счастливых часов за книгами, а потом началась школа, и желание читать как отрезало. Система образования сделала свое дело.