Мигель Делибес: Письма шестидесятилетнего жизнелюбца

Прощаюсь, любимая. С нетерпением жду от тебя новостей. Мой желудок источает огонь, но еще сильнее жар, опаляющий мое сердце. Твой

Э.С.

Любимая!

Ты не шутишь? Правда ли это? Верно ли, что тебя выписали? Как может быть, что за каких-то три недели ты одолела гепатит, такую долгую и упорную болезнь? Благословен будь Господь! Значит, трансаминаза в норме, поскольку именно она служит показателем и последнее слово за ней, а не за врачом. Что ж, примем это известие с радостью, дорогая, но давай не забывать и об осторожности; не будем спешить. Не принимай разрешение врача дословно; ешь все, но в меру. Берегись жиров, не наедайся тяжелых блюд. Ты похудела? При этом заболевании обычно худеют; отдых не компенсирует бессолевой диеты. Если меня не подводит память, моя покойная сестра Рафаэла потеряла с болезнью четыре кило. Правда, и провалялась она гораздо дольше.

Удивляет тон твоего письма, равнодушный, совсем не радостный. Ты пишешь о своем выздоровлении, словно о ничтожном будничном происшествии, Вероятно, гепатит отнял у тебя силы. В таких случаях обычно мышцы нижних конечностей оказываются расслабленными, дряблыми, но их восстановление протекает быстро, в считанные дни. Тем не менее твое решение встретиться в Мадриде 15 числа представляется мне несколько поспешным. Будешь ли ты в состоянии выдержать дорогу? Я горю желанием узнать тебя, беседовать с тобой, но не разумнее ли подождать пару недель? Ты прекрасно знаешь, что мной руководит отнюдь не желание отсрочить встречу, а только забота о твоем здоровье. Ты пишешь, что хочешь поговорить со мной. Но ведь этого же жажду я на протяжении нескольких месяцев. После полугода переписки личная встреча, на мой взгляд, необходима, становится с каждым днем все нужнее. Но давай не будем спешить. Зачем после стольких ограничений и предосторожностей торопить ход событий, если это может привести к рецидиву? Верно, при гепатите обычно не бывает обострений, ну а вдруг? Будем осмотрительны, жизнь моя, взвесим все еще раз. Если же, вопреки всему, ты будешь настаивать на своем предложении (кто может лучше тебя знать твои силы?), давай придерживаться нашего старого плана: 15 числа в два часа дня в ресторане «Милано». Но пожалуйста, подумай перед тем, как решить. Как раз 15 числа я собирался убирать ренет, но яблоки могут подождать. Знаешь, сколько принесли в этом году кальвили? Шестьсот пятьдесят кило. Это меньше среднего урожая, и если они пойдут по десять песет, как предлагают перекупщики, то проще было оставить их на деревьях, как сделали Анхель Дамиан и другие друзья.

Но вернемся к нашим делам. Искренне сожалею, что Федерико, твой сын, не сможет тебя сопровождать. Он на последнем курсе? И вот еще что: после испытания, ожидающего нас в Мадриде, если все пройдет хорошо и ты не будешь против, я был бы рад навестить тебя в привычной тебе обстановке – в Севилье! – и провести с тобой там несколько недель. Этот красивый город, который всегда таил для меня особую привлекательность, неожиданно, из-за того только, что в нем проживаешь ты, стал для меня центром вселенной. Так или иначе, дорогая, сдержи нетерпение, обдумай все хорошенько, благо у нас еще есть время, и не поддавайся слепо велениям своего сердца.

У меня ужасный приступ кислотности. Мой желудок кипит, как вулкан.

Твой душой и телом

Э. С.

Любовь моя!

Согласен, Мне не хватает решимости и воли, чтобы навязывать тебе еще одну отсрочку. Значит, пусть будет 15 число.

Кажется, я уже говорил тебе, что остановлюсь в отеле «Империо». Ничего особенного в нем нет, но там чисто, температура всегда ровная и швейцар Марсело зовет меня по имени, а это приятная мелочь в огромном городе, где безличие стало нормой. Вдобавок цены у них умеренные. До условленного часа я пробуду в номере, спрошу себе утренние газеты и таким образом займу ожидание. Если тебе что-нибудь понадобится, звони мне по телефону.

Я стараюсь держать себя в руках, любовь моя, но как бы ни изображал спокойствие, на самом деле далек от него. Эта встреча так важна для меня, что при мысли о ней я ощущаю спазмы в области солнечного сплетения и почти не могу дышать. Ах, как томительно ожидание! Надеюсь, ты не обидишься на то, что я скажу дальше. С детства я всегда спал в несоразмерно большой железной кровати – старой кровати моих родителей, которую мы привезли из села. Так я привык к простору, раздолью, свободе. Но эта свобода обернулась теперь моим рабством: постель велика, но холодна и чрезмерна, и самое страстное мое желание – делить ее с тобой.