Борис Екимов - Родительская суббота (рассказы разных лет)

Все ушло: дневная усталость, заботы. Осталась лишь ночь, парное тепло воды, близкой земли, терпкий и пресный дух. И бередящее душу: вот она – жизнь.

Сетку мы поставили, вернулись домой и долго еще не ложились спать, вечеряя с разговорами и новостями, как и бывает при встрече:

Вечером сетку поставили. Рано утром пошли ее снимать. Тоже удовольствие: алая заря, местами розовый туман над водой, в заливе, возле камышей, рыба играет, там и здесь круги на воде, а на глуби, на реке, нет-нет да и вывернется что-то большое. Бывает, вот так поутру плывешь на лодке – и вдруг возле борта начинают выпрыгивать из воды могучие толстолобики, один за одним. По пуду и больше. Вылетит золотистое чудище, изогнется и так хлестанет, что брызги – фонтаном. И в лодку запрыгивали. Бывало такое. Это не рыбацкие байки, а толстолобик. Из невода он уйдет легко, перепрыгнув через верхнюю обору. И в лодку сдуру заскочит. Лишь сумей удержать.

Нынче толстолобик не играл. Но улов оказался неплохим: пара лещей, сазанчик, хорошие красноперки, щурята, подлещики и конечно же новые поселенцы: «гибрид», или «душман», «Гайдар», «демократ» – как хочешь его именуй – плодущая, прожористая, живучая помесь карася, карпа и черт-те кого. Ученые люди пускай расскажут, какого оккупанта они вывели и поселили, на нашу беду.

Рыбу мы принесли, представили хозяйке, жене приятеля.

– Сазанчика пожарю, по-нашенски, как вы любите. Ухи сами наварите… – постановила Валентина. – А все остальное – куда хотите девайте. Не нужна рыба.

– Как «не нужна»! – возмутился хозяин. – Курам, с комбикормом… Жрут вовсю! Цыплятам, утятам…

– Куры не жрут. Заварила, наклала – не глядят. А цыплята по жаре еще запоносят, не дай бог, с твоей рыбы. Разнесть надо по людям. Дед Федор пускай возьмет, у него дочка приехала. Баба Катя щербы похлебает, она любитель. Хомовне я сама отнесу. Может, из беженцев кого углядите… А вот Шура идет, – увидела она входящую во двор с коромыслом да пустыми ведрами маломерку Шуру по прозвищу Мормышка – бабочку телом крепкую, но ростом с вершок.

– Можно водички набрать? – здороваясь, спросила гостья.

– Бери, бери… – ответила хозяйка. – Тебе на полив, так черпай прямо из бака. А потом принеси сумку, рыбки покладу. Едите рыбу?

– Мы всё едим! – весело отозвалась Мормышка.

Когда она с полными ведрами вышла со двора, хозяин спросил:

– Огород поливает?

– Посадила, говорит, кой-чего. И правильно. Своя зелень. А водокачка не работает какой день.

– Огородники… – осуждающе процедил Тимофей.

– Чего ты?

– Да ничего… Для еды – за водой мыкаются. Теперь еще огород она будет поливать с нашей колонки.

– Жить-то надо…

– Башкой надо варить. Чего она этого-то родила? Самой жрать нечего, пацан голодный по дворам бегает. Теперь еще одного.

Товарищ мой – человек серьезный. Он рассуждает здраво. Мормышка живет без мужа. Двое детей. Один, правда, взрослый уже, вроде в армии. Другой – подросток. Весною она третьего сына родила. Говорит, на аборт денег не было.

Живет она недалеко. Домишко старый, колхозной постройки, для переселенцев. Немытые окошки с каким-то тряпьем, кособокое крылечко, дырявая крыша, вместо забора – репьи в человеческий рост да крапива. Поселенцы. Такой у них закон. Мимо двора пройти гребостно. Тем более что Мормышка – соломенная вдова. Числится она при хуторской водонапорной башне. Включает насос и выключает. Оклад от сельсовета – тридцать рублей в месяц. Пять буханок хлеба можно купить. Летом ходит полоть бахчи, за речку, к Конькову. Малая, но копейка. Осенью собирает шиповник, продает скупщикам. Вот и все доходы. А теперь еще и мальчонка родился.

Мормышка за рыбою прибежала скоро, семеня короткими толстыми ножками.

Добрая Валентина дала ей рыбы, принесла из погреба уже последние прошлогодние яблоки, другой овощ.

– Яблочки невидные, но хорошие. Ты их натрешь дитёночку, – наставляет она мамашу. – Моркови тоже натирай. А свеклу – себе. Я покладу в ведрушку, а ты ее потом принесешь.

Мормышка все забирает, благодарит, идет со двора нагруженная, переваливаясь, словно утка.

– За молоком вечером приходи, не боись… – напутствует ее хозяйка и говорит, словно оправдываясь: – Нехай хоть один наш дитенок на хуторе растет.

– А ты уверена, что наш, не чеченский? – спрашивает муж.

– Нет. Он хорошенький, он от Вовки.

– Да там кроме Вовки…

– Наш, наш мальчонка, белявенький. Пускай растет. Приданого ему набрали со всего хутора. – Это уже для меня объяснение. – И она – бабочка неплохая. Но такая жизнь. Колхоз был, она безотказно работала. А сейчас трудно. Но старается. Грядки какие-то посадила. Сигарет, говорит, в райцентре взяла. Будет продавать. Малая, но копеечка. Самогон учится делать.