Борис Екимов - Родительская суббота (рассказы разных лет)

2002 г.

Городской внук свалился словно вешний снег на голову: в час предвечерний гавкнул и разом завизжал виновато дворовый пес Тришка. Старая Катерина в окошко глянула – и обомлела. А внук был уже на пороге.

– Мое дитё… – охнула Катерина. – Ты откель взялось? Либо пешки шел от станицы?.. А может, от самого города?

– Я – поездом, а потом – попуткой, а потом трактор подвез, а потом – пешком… – докладывал внук.

– Страсть Господня! – схватилась за голову бабка. – Ночь на дворе, а дитё по степи блукает. И мать отпустила? Либо она умом рухнулась? Или ты сам убёг не спросясь?

Заступился, как всегда, дед:

– Какая беда… Прошелся, провеялся на молодых ногах. Я, бывалоча…

– Это все – бывалоча! – отрезала жена. – А ныне – и волки, и люди хуже волков. Тем более дитё городское. В тепле ему не сиделось… Без спросу убег?

– Мама разрешила. И мы же договаривались, – оправдывался мальчик, поднимая на деда глаза, – в ноябре, на каникулах, когда судак пойдет…

– А он и вправду идет, – подтвердил дед. – Могу похвалиться.

– Погоди… – пыталась остановить мужиков старая Катерина. – Голодное дитё, замерзло… С судаками с твоими…

Но мальчик был уже во дворе и мчался к дощатому ларю, где обычно хранилась свежепойманная рыба. Он крышку откинул и охнул: два судака, и не какая-нибудь мелочь вроде подсулков и «карандашей», а настоящие судаки, могучие, полосатые, в жестком панцире чешуи. Мальчик потрогал одну и другую рыбину – не сон ли? – и недоверчиво спросил у деда:

– На блесну? Не сеткой?

– Какая сетка! Блесна, – подтвердил дед. – У Красного створа. Завтра с тобой попытаем. В две руки. Может, повезет.

Мальчик на рыбу глядел и переводил глаза на деда, поверить не мог.

– Правда? И я поймаю, на удочку?

– Попытаем, – усмехнулся дед. – Погода не подведет, можешь поймать.

Смеркалось. В глубине ларя, на дне его, лежали большие молчаливые рыбы. В сумеречной полутьме закрома мальчику они казались огромными, спящими и могли уплыть.

– Нагляделся? Пошли в хату, – поеживаясь, сказал дед.

Пасмурный вечер наливался тьмой, дышал стылой осенней сыростью.

А в хате под низкой уютной крышею горело яркое электричество, парили разогретые щи, шкворчала на сковороде жареная картошка и охала сердобольная бабушка Катя:

– Не намерзся?.. Побег?.. Обувка либо насквозь промокла? Ноги залубенели?.. Как же ты добралось, мое дитё?

Дорога на хутор и впрямь была неблизкой: пригородным поездом три часа, потом автобусом ли, попуткой до центральной усадьбы колхоза, а уж оттуда – как повезет: ненадежный проселок, особенно в непогоду, тем более осенью. Можно и пешком все двенадцать верст отшагать.

Мальчик был ростом и статью не больно великий: одиннадцатый годик пошел, а дитя дитём.

– И как тебя мать отпустила? И как ты добрался? Сидел бы и сидел в городе…

– Каникулы… – оправдывался мальчик. – Мы же с дедом договаривались судака ловить в ноябре. Я же никогда его не ловил, бабаня! – так искренне и сердечно произнес мальчик, что старая женщина сразу все поняла, приголубила внука:

– Рыбачок ты мой, рыбачок…

Родная дочь в семейной жизни была не очень счастлива; мальчонка рос, считай, без отца.

– Ладно, добрался – и слава Богу, – постановил дед. – Давайте вечерять.

Кухонный стол был просторен. На нем уместилось пахучее хлёбово и жарковье, молочное да овощная солка: помидоры, огурчики, хрусткая, еще не окисшая капуста с оранжевым морковным крошевом.

Мальчик ел в охотку, наголодав в долгом дневном походе, не успевал говорить:

– Я такие щи люблю, чтобы красные… А у нас кончился томат… Я картошку люблю, чтобы хрустела… Я сметану люблю мазать на булочку. Но она – дорогая. А каймак вовсе не укупишь… Знаешь, сколько стоит каймак на Центральном рынке? Пятьдесят. Маленькая баночка. А творог – шестьдесят или семьдесят килограмм. Поняла?! – пугал он городскими ценами бабушку. А потом деда: – Ты знаешь, сколько стоит судак? Шестьдесят за кило. А без костей, филе, – восемьдесят и сто. Его лишь крутые берут, богатые. Понял?

Ужин тянулся долго: еда, расспросы да разговоры. Потом чаевничали, тоже с беседой. Как-никак с лета не виделись. По теплому времени внук гостил на хуторе часто, подолгу. Привыкали к нему. А отвыкать труднее. Тем более что старики жили одни. По нынешним меркам, стариками их называть было вроде и грех: шестьдесят годков с небольшим. Хозяйка еще видом приглядная, пусть и морщины, и проседь, но далеко не старуха. Хозяин телом тушист и силен: мешок с мукой ли, сахаром не покряхтывая несет. А все равно – не молоденькие. И просит душа родного тепла.