Трубка положена. Городской протирает очки, радостно сообщает:
– Кажется, дело сдвинулось.
– С боку на бок, но ни с места, – язвительно остужает его супруга.
Теперь за телефонную трубку берется их соратница и подруга, тоже толкует, словно по писаному:
– Закон о вынужденных переселенцах гласит… Вы обязаны в течение месяца… Служба занятости подтвердила согласие… Все документы у вас… У меня есть право… а вы не имеете права, по закону…
Телефонная трубка все терпит. Телефонные провода – длинные, от столба к столбу, на десятки верст, через пустую курганную степь несут и несут слова человечьи, остужая их и утишая.
Городским известно мое газетное да книжное ремесло; и потому весь нерастраченный пыл, какой в телефонную трубку не поместился, теперь – ко мне:
– Одну нашу идею напрочь забюрократили! Какой был проект! За него все двумя руками… – не в первый раз рассказывает мне Городская. – Экологически чистые овощи! Без нитратов. Без затрат электроэнергии! Ни атомные станции не нужны, ни тепловые! На Западе за такой проект сразу бы Нобелевскую премию дали! Овощи на родниковой воде! Вы же знаете, там столько родников! Там все очень просто! Но эти идиоты… А теперь второй проект, и то же самое: волокитят и волокитят… Экологически чистые молочные продукты: творог, сметана, сливки.
– Вполне, вполне реально… – подтверждает супруг, воровато оглядываясь и отступая.
– Я изучила конъюнктуру рынка, его потребности, – вычитывает мне Городская. – Проект экономически выверенный. Тридцать коров. Всю продукцию забирают лучшие рестораны: «Волгоград», «Интурист», «Дракон». Экологически чистейшие продукты. Здесь такой воздух, вода, трава… – со вкусом, даже причмоком втягивает она воздух. – Продукты будут на вес золота. Только для очень богатых людей, которые это могут себе позволить. И банку это очень выгодно. Покупаем коров и тут же начинаем погашение.
– Это реально, реально… – уже издали поддакивает супруг, ныряя в отворенную калитку. И вот уже нет его.
– Всем выгодно: продукция, рабочие места…
Мой приятель, радушный хозяин двора и телефона, любит справедливость. Ему дипломатия чужда. Он ставит вопрос конкретно:
– А кто будет работать? Филюковы-то померли, Праскуня да Иван.
Начинается галда дворовая.
– Это – глупости. В стране – безработица. Здесь будет управляющая всем руководить. Она все организует. И рабочую силу. И производство.
Это о подруге-беженке, бывшей телеграфистке, которая подтверждает решительно:
– Производственные помещения есть, рабочую силу найдем.
– Где найдешь? Кто конкретно будет работать? – настаивает мой хозяин. – Кто будет на плантациях или за титьки тянуть?
– Таиса будет доить. Она согласна. Главное – кредит и организация, сбыт.
Таиса – одинокая немолодая баба, тоже пришлая, живет, как говорят, на прилипушках, в чужом дворе, но держит корову, кур.
– На тридцать коров одна Таиса? – недоверчиво переспрашивает мой приятель. – Да она их сроду не продоит. У колхозных доярок меньше нагрузка. Да еще подоить – полбеды. А молоко еще надо обработать. Процедить, охладить, перепустить, вскипятить, заквасить… На сметану ли, на творог, на кислое…
– Все будет сделано, – обещает помощница Городских, которую они в управляющие наметили. – И творог будет, и сметана..
Приятель мой настойчив:
– Кто будет прибирать у скотины, поить, кормить, базы́ чистить, пасти, сено заготавливать, телят пестать?.. Там делов… С одной-двумя коровами моя вон хозяйка ревет. А тут – целое стадо.
– А как же Филюковы справлялись? У которых мы дом купили? – спрашивает Городская. – Ведь там всего понастроено. Там не тридцать, там, наверное, сто тридцать голов было. И люди говорят, они сами справлялись, вдвоем. Никого не нанимали.
Приятель мой отвечает не вдруг, вздыхая да головой качая. Но отвечает уверенно:
– Таких людей уже нет, как Иван да Праскуня. Нету! – ставит он в разговоре точку.
Городские со двора уходят. А мы остаемся, не сразу возвращаясь к привычным делам, толкуя теперь уже между собой, но о том же. Подходит кто-нибудь: вдова недавно схороненного Фомы Жармелова – Хомовна; сухонькая востроглазая баба Катя – родная тетка моего приятеля; тихая, словно мышь, баба Акуля – все свои, прожившие на этом хуторе век.
– Могучие были родники… – Это про филюковские огороды. – Прямо кипучие. Белый песок – буруном.
– Потому что их чистили каждый год, вот и буруном. А ныне?..
Читать дальше