Борис Екимов - Родительская суббота (рассказы разных лет)

– Наши дни проходят о-о-очень быстро-о….

Певун – на виду: мордастый, с пузцом Васька Рахман. «На виду», потому что дом его – словно пуп. Голо вокруг: ни палисадника, ни забора, ни ледащего огородика, тем более – дерева ли, куста.

– Нас советская власть воспитала! – четко ответит любому Верка Рахманиха. – За заборами хорониться не привыкли! Кулаки нехай прячутся и подкулачники! А мы открытой душой ко всем людям!

– А где же огород, картошка?..

– Я по специальности не овощевод, – веско и с расстановкой ответит Васька Рахман. – Я скотник, техникум имею и стаж. Предоставьте работу!

Он будто и вправду когда-то и где-то чему-то учился. А скотником работал уже здесь, на хуторе, при колхозе.

Славное было время – колхоз. Взяли и построили возле хутора не просто коровник, но огромный животноводческий городок. «Комплексом» его именовали.

Пылили из областного центра караваны грузовиков с кирпичом да лесом; понагнали техники, людей. И возвели белокаменный город под шиферными крышами. Привезли из Англии – морем, потом вагонами, а потом «скотовозами» – телок, быков: черная масть, могучее сложение – абердины, иностранцы, одним словом, элита.

Верка Рахманиха стала при скотине бумажки писать да щелкать на счетах. Супруг ее, Васька, – старший скотник, как имеющий опыт и образование. А еще там были: Сашка Рахман – родной брат Васьки, пара молодых рахманят, да еще старый Рахман – отец всего рода.

Это была жизнь… До сих пор ее вспоминают. Круглые сутки в рахмановской хате кипел в котле жирный мясной шулюм. Рахманята росли как на дрожжах; у них щеки от сытости лопались. Рахманы постарше не только от еды пухли, но и от пьянки.

Коля Бахчевник – поставщик самогона для хутора и округи – не знал, куда мясо девать: ездил продавать в станицу, тушенку производил, второй холодильник приобрел.

«Не пора ли, ох, не пора ли…» – задумчиво пропоет кто-либо из Рахманов. И вот уже – предсмертный мык, хрипенье. Мясной шулюм кипит. Коля Бахчевник ругается: «С вашим мясом…» Но куда он денется? Бизнес.

«Ох, не пора ли…»

Породистые телята шли нарасхват, окрестные стада улучшая.

Весной да осенью, обычно за неделю до контрольных перевесов, когда колхозная комиссия считает поголовье да взвешивает, сколь мясов нагуляли, – в такую пору по хутору пролетала весть: украли с фермы скотину.

Районная газета писала: «Угон скота с колхозных животноводческих ферм принимает катастрофические масштабы. Если раньше угоняли одну-две головы, то теперь угоняют десятками голов. Как рассказал нам старший скотник В.Рахманов, он лично два дня шел по следу угонщиков, но эти следы затерялись на Клетском тракте, где большое движение техники».

Васька Рахман и впрямь время от времени «ходил по следу» в поисках пропавшей скотины.

Сначала происходили сборы, у всего хутора на виду, словно по телевизору. Седлается лошадь, привязываются переметные сумы с харчами: дорога-то дальняя и, конечно, опасная. У любителя охоты, Володи Арчакова, берется ружье, в патронах – только «жакан» и «волчиная картечь». «Бить буду наповал безо всяких судов, – сурово обещает Васька. – А потом нехай сажают». Жена его, Верка, начинает рыдать: «Не езди! Нехай милиция ищет! У тебя дети… А ты за колхозное добро головы лишишься…» Но Васька суров и непреклонен. Он должен, обязан. Он – старший скотник.

Вот он удаляется. У всего хутора на глазах. «По следу пошел». Вот он скрылся за бугром. Теперь его не будет двое суток ли, трое. Злые языки плетут, что эти три дня Васька отлеживается на брошенном хуторе Найденов. Но мало ли что наплетут…

И вот по прошествии дней усталый Васька Рахман возвращается, рассказывает: «По следу шел. Весь признак: копыта, помет, подковы. На лошадях угоняли. И ведь чуток не успел. У Клетского тракта – колеса. Видать, погрузили и увезли. А тама…»

А там и вправду глухое дело: далекие хутора, лесистые займища, балки.

Время шло. Поголовье племенного скота на колхозной ферме уменьшалось и уменьшалось. А Рахманы множились, словно саранча, полоняя хутор.

Вроде недавно объявились они, из России переселенцы: старый Рахман с Рахманихой, два женатых сына. Отвели им два дома. Работы в колхозе хватало. Плодились рахмановские бабы, словно крольчихи. И вот уже Верка Рахманиха стучит в свою могучую грудь: «Как матерь-героиня, имею права! Предоставьте…»

Вначале они трудилась на хуторской почте. В те годы с куревом на селе было трудно, а в городах – с харчами. Выручали посылки. Но с приходом на почту Верки Рахманихи связь посылочная стончилась, а потом и вовсе на нет сошла. Васька Рахман курил ростовские да киевские табаки. Малые рахманята хрумкали печенье да конфеты. По адресам если что и прибывало, то лишь всякая дрянь с кирпичами для веса.