Лола Елистратова - Бог ищет тебя

Лиза остановилась и стала смотреть на него сквозь листопад мерцаний полдневной духоты. Опасное, притягательное существо лежало в колебаниях света, как в ленивом обмороке; лишь чуть заметно двигалась его двуствольная флейта, брызгала звуками, постанывала о непостижимом зное, где вдохновение рождается земное.

Так неужели я влюбилась в сон?

Но нет, он вполне реален, он шевелится, он встает. Господи, какой же он странный! Его тело так туго затянуто в кремовое трико, что кажется обнаженным; по четко очерченным выпуклостям разбросаны неровные темно-коричневые пятна; пояс обвит виноградной лозой. Сзади – хвостик. Кошмарное звероподобное существо: его тело непристойно, если смотреть на него спереди, и еще хуже в профиль.

И вдруг – так зрелый и звенящий взрывается гранат в густом гуденье пчел – существо метнулось, прыгнуло.

Ой! Приближается!

Надо спрятаться, скорее убежать, укрыться. Что он ищет под шорох арф и тремоло скрипок? Хочет увидеть босых нимф, которые помчатся друг за другом через поле, как оживший древнегреческий фриз? Хочет, как звереныш, преследовать ту, что закутана в белый муслин? Ту, пальцы ног которой выкрашены красным?

Я боюсь животного духа, который исходит от него. Мне стыдно смотреть на виноградную лозу, спускающуюся по его животу. Хотя… лицо его так трогательно застенчиво, и улыбка – улыбка архаического юноши куроса… Он и мил мне, и страшен, но нет, я все же убегу, а то я знаю: он будет подсматривать за моим купаньем сквозь заросли камышей.

И спящая Лиза побежала, запуталась в ветках, уронила покрывало. Хотела подобрать, но испугалась, не стала, полетела дальше – как ветерок, дрожащий в рыжей шерсти фавна, вся вздохи, вся призыв… А преследователь на ходу подхватил легкую ткань, прижал к себе, поднес к раздувающимся ноздрям.

Одним стремительным прыжком вернулся в свое логово, расстелил покрывало на земле, упал на него и застыл в сладкой истоме. Минута, две: руки побежали по телу, скользнули между ног, голова откинулась назад.

Ноздри затрепетали, рот распахнулся в крике.

Судорога, прокатившаяся по телу.

– Боже мой, – сказала Лиза, прикусив губу. Она и сама не знала, неприятно ли ей зрелище этого одинокого экстаза или жаль, что она не заняла место своего покрывала.

И, следуя логике, возможной только во сне, юноша-зверь спокойно ответил:

– Мудрецы учат, что мозг и сперма – это одно и то же вещество.

А дальше все смешалось, перепуталось, заскользило с небывалой скоростью. Греческий луг сменился набережной Мойки, а истомленное хроматизмами звучание флейты – плеском текущей воды. Над водой был мост, и какие-то балконы, и на балконе – Дима, уже без жеребячьих ушей и хвоста, а просто Дима, Дима, и было что-то очень важное, и надо понять, что…

Телефонный звонок густо вошел в середину сна, как нож в мягкое масло.

Еще не открыв глаз, с именем, застывшим на губах, Лиза взяла трубку. Это был он – конечно он, больше некому, – призрак розы, фавн, опоясанный виноградной лозой.

– Спасибо за цветы, – невнятным со сна голосом мурлыкнула она в телефон.

Последовала длинная пауза. А потом Андрей сказал:

– Алло, Лиза? Это я.

Лиза даже подскочила, словно обожглась.

– Привет, – произнес муж.

– Привет, – поджав губы, ответила она.

– Как у тебя дела?

– Нормально.

– Ты что, спишь?

– Да.

– А почему ты спишь в семь часов вечера?

– Устала.

– Я в Петербурге, – сообщил он.

– А…

– В твоей гостинице.

– И что?

– Хочу с тобой встретиться.

– Зачем?

– Поговорить.

Лиза посмотрела в окно и опять, в который раз увидела тонущий в мертвенном свете Исаакий и темных ангелов, шепчущихся в кружок.

Снова повеяло зимой, и холодом, и тоской. Очарование сна рассеялось. Все стало как прежде.

– Говорить будем только о разводе, – леденея, сказала она.

– Хорошо, хорошо, – торопливо согласился он. – Будем говорить о чем хочешь.