«Похоже на эфирный коллодий», – подумала Таня, для которой мышление медицинскими и фармацевтическими образами было вполне естественным.
Коллодий – прозрачная бесцветная жидкость с запахом эфира, застывающая при нанесении на кожу как тонкая, но прочная пленка. Казалось, что и сейчас взвесь Таниных мыслей и чувств исподволь схватывается, блокируется неведомой пеленой, словно невидимый и непонятный процесс перехода, начавшийся помимо Таниной воли, стал развиваться и уже потек по ее жизни, туманя мозги, как будто запахом эфира.
«Что-то я нервничаю неизвестно из-за чего, – заключила про себя девушка. – То вдруг тоска какая-то, домой хочется, в Крым, то деревьев дурацких испугалась, то Фаусте боюсь про милицию сказать. Баек наслушалась бредовых про оборотней, проторчала полчаса со старухами у подъезда. И голова будто не моя. Может, к дождю? Наверно, погода меняется, гроза будет – ветер. Ох уж этот ветер… Черт знает что. Давно уже надо было прийти и начать работать, а не заниматься чепухой».
С этими мыслями Таня подняла руку и нажала на кнопку звонка.
Звонок заливисто раскатился за дверью квартиры, брякнулся, отразившись, о зеркальные стены, и наступила тишина.
Никого.
«Не может быть, – удивилась Таня. – Завтра приемный день, надо препараты готовить. Фауста Петровна наверняка дома».
Позвонила еще раз, уже менее уверенно.
Долгая-долгая пауза и наконец – звук шаркающих ног, приближающихся к прихожей. Дверь отворилась, но вместо энергичной и строгой Фаусты Петровны Таня увидела кошмарного вида старуху с палкой и в нелепом головном уборе.
– Извините, я к доктору, – промямлила девушка.
Держа дверь полуоткрытой, старуха молча разглядывала ее через цепочку. Растерянная Таня тоже уставилась на нее во все глаза.
У старухи было длинное звериное лицо, грубостью черт схожее с выражением лица не то клинического дебила, не то горбатого карлика. Сплющенный курносый нос с широкими ноздрями очень высоко посажен над впалым ртом. Почему-то непропорционально огромное расстояние между кончиком носа и верхней губой и производило страшное впечатление. Кожа на щеках обвисла глубокими темными складками, переходившими в крупноморщинистую шею и невероятной величины бюст, выставленный на обозрение в глубоком декольте. Большие дряблые груди выпирали из туго зашнурованного черного корсажа расплывчатыми кругами; над плечами вздымались белоснежные буфы жестко накрахмаленной рубашки.
Головной убор старухи был под стать костюму: рогатый готический чепец из гобеленной ткани, мелко расшитой цветочками. Надо лбом к нему брошью крепилась белая фата с легкомысленной оборкой; снизу чепец подпирали оттопыренные хрящеватые уши.
Но самым неприятным, еще хуже верхней губы, в этом гротескном лице были глаза: небольшие, карие, с прищуром. Они отчасти напоминали глаза доктора Фаусты, если, конечно, можно сравнить это нелепое чудовище с подтянутой и моложавой пятидесятилетней женщиной. Чем-то эти глаза были похожи и на глаза самой Тани, хотя в этом случае сравнение с хорошеньким созданием двадцати лет от роду нельзя было провести никоим образом. И все же наибольший страх вызывало именно то, что светилось в этих как будто спокойных глазах, – нечто темное и бесформенное, то ли черт, то ли черта.
– Так… что? – спросила Таня, с трудом приходя в себя. – Фауста Петровна дома?
Старуха опять ничего не ответила, только взялась рукой за дверную цепочку. Таня заметила, что между большим и указательным пальцами она сжимает бутон розы. Пальцы были заскорузлые, унизанные кольцами, с грязными ногтями.
Недобрые карие глаза пристально разглядывали девочку из-под набрякших век. Брови над веками были выщипаны в ниточку и подведены сурьмой.
Между тем за спиной неизвестно откуда взявшегося страшилища виднелась знакомая прихожая: напольная фарфоровая ваза со стеклянными цветами и свечи в хрустальных бра вокруг зеркал. Где-то далеко, в спальне, слышалось довольное урчание зверечка: наверное, он недавно поел.
Старуха же казалась недвижимой, как каменное изваяние.
Но стоило Тане сделать крохотный шажок вперед, как обрюзгшее лицо перекосилось, и на нем отразился сильный гнев.
– Брысь, брысь, – сделала старуха на Таню пальцами с розой и с силой захлопнула дверь.
Глава вторая
ГЛАЗНОЕ КОПЬЕ
Ошарашенная Таня опять спустилась вниз, к подъезду. Там картина была все та же: бабульки, мойщик окон – чертовщина, чертовщина – милиция вызвала экспертов – сейчас будут ходить по квартирам, расспрашивать жильцов.
Читать дальше