— Да, да, — подтвердили Киви и Синица, — можно прямо здесь.
— Итак, — спросил наконец Дэвид, — чем ты собираешься заниматься?
— Ты обо мне, старик?
Дэвид серьезно кивнул.
— Не знаю. Исследования. Гранты и стипендии.
— Конкурсы, — сказала Кристин.
— Понятно. И в какой же области?
— Посмотрим. Немного — Расширением Сознания. Галлюциногены, к примеру, почти неизучены. Или вероятностные механизмы, старик, — к ним даже не подступались.
— Пожалуй, да.
— Хотите еще пирог? — предложила Дрозд, поправляя волосы.
— Но почему ты спрашиваешь, старик? В чем дело? — обращаясь к Дэвиду.
— На это можно жить? На галлюцинации?
— В каком смысле? Я не очень понимаю.
— У него хорошие оценки, — сказала Кристин. — Лучше, чем вы думаете.
— В смысле — жить. Кормить семью.
— Старик, кому сейчас хватает на жизнь? Ты серьезно? — Для пущего эффекта он поднял глаза к потолку, но обнаружил там всего лишь мобилку. Зарянка расплакалась. — Здесь спокойно, правда? — продолжал Гноссос. — Маленький удобный микрокосм.
— Тепло и уютно, — процитировала Кристин. Малышка опять заныла и потянулась к матери, та взяла ее на руки. Но девочка не успокоилась, и Дрозд пришлось унести ее из комнаты, пробормотав сквозь натянутую улыбку:
— Извините.
Киви с Малиновкой побежали переодеваться, Ласточка увязалась за ними. Повисла неловкая пауза, которую прервала Крачка — по-взрослому вздохнув, она принялась собирать тарелки и чашки.
— Давай, помогу, — предложила Кристин, и с нагруженными подносами они направились в кухню. Гноссос неуверенно подмигнул, когда она проходила мимо, но Кристин не заметила.
Они с Дэвидом остались вдвоем. Вытянувшись спиной на ворсистом ковре, Гноссос смотрел, как в мягком дрожании весеннего воздуха покачиваются деревянные скумбрии. С отсутствующим видом пересчитал струны на цитре, дульсимере, банджо и гитарах. Из кухни доносилось звяканье посуды, а с верхнего этажа — болтовня девчонок. Солнце садилось, и сквозь открытое окно в комнату пробиралась тишина.
— К чему это говно, Дэвид? Что за намеки?
— А, да, не стоит так серьезно, правда? Педантизм сбивает мне настройку. — Грюн надел очки и теперь смотрел на него поверх оправы. — Этот твой Иммунитет. Интересно, как ты собираешься совмещать Брак и Иммунитет.
— Ну, знаешь, это уже следующий вопрос, будем решать по очереди, чего и тебе советую.
— А может вам просто пожить вместе?
— Нас вышвырнут из универа, старик, такие у них правила, а мне бы этого не хотелось. И не смотри на меня так, я знаю, что похоже на парадокс, но что в наше время просто?
— И это место ты выбираешь для жизни? С пяти лет ты привязан к учреждениям — кроме, разве что, каникул. Это — жизнь? Этому микрокосму не нужен ни ты сам, ни твои знания. Пустое место — в прямом смысле этого слова.
— Исключение.
— Мы здесь в распадающемся потоке, Гноссос. Как трансформаторные катушки, понимаешь: мы индукцию принимаем за генерацию. Замещающая выборка — вот все, что нам оставлено; гнилые академические игры на закате дня.
— Старик, я был там, куда идут легионы. Они идут в Лас-Вегас, но я там уже был. Однажды утром я видел, как это бывает, старик, оно больше этого ебаного солнца, и мне не нужно от него ни кусочка.
— Нет. Нет, ты говоришь просто о бомбе, и нет, она не больше ебаного солнца. Поверь мне, она совершенно определенно не больше ебаного солнца!
Он не ожидал услышать от Дэвида такие слова.
— У меня в голове — больше.
— Значит опять внутри, всегда внутри. — Грюн ослабил хватку, оглядел комнату, выискивая аналогии, и уперся взглядом в ту же мобилку. Ткнул в нее, встряхнув пальцем. — Есть легкий способ облегчить страдания. Просто ослабить связь с реальностью. — Опустив палец, он вылил себе в рот остатки бренди. — Что такое грех, как не атака на третье измерение?
— Грех? Какой еще грех? С чего ты вдруг заговорил о грехе?
— Уже поздно, — тихо сказала Дрозд, появляясь в комнате с жакетами в руках. — Нам пора идти, Дэвид.
— Грех, старик? Типа — вина и искупление?
— А может и нет, — вздохнул Грюн, встал, громко крякнув, и натянул на себя жакет. — В данном случае. — Он взял пустой поднос и помахал им в воздухе, как веером. Потревоженные ветром деревянные рыбки закачались, тычась друг в дружку.
Он вышел из комнаты, а Дрозд остановилась у косяка и, сложив на груди руки, посмотрела на Гноссоса. Через секунду она сказала:
— Откуда ты знаешь? Может, мы тебя любим. И мы должны молчать?
Читать дальше