Гу Хуа - В долине лотосов

Последнее Ли Госян еще готова была признать, но зачем нужно снимать «шапки» с помещиков, кулаков и их детей – решительно не понимала. Кто же тогда будет объектом революции? Кого делать отрицательным примером, живыми мишенями? Как вообще вести работу в деревне, если отойти от классовой борьбы? Как проводить собрания? Что говорить на них? Классовая борьба – это великое, магическое средство, и отказаться от нее – все равно что незрячему потерять палку. Неужели опыт, накопленный Ли Госян в ходе многочисленных политических кампаний, уже не нужен, устарел? Неужели ей снова, как приготовишке, садиться за парту, зубрить учебники и сушить себе мозги, изучая сельское хозяйство, технику, экономику, искусство управления? Эти науки не вызывали у нее ни малейшего интереса, она даже думать о них не хотела, они рождали в ней только отвращение. И тут у нее возникла тайная, но страшная мысль: все переменилось, все пропало, идет реставрация капитализма. Днем Ли Госян старалась не думать об этом, не подавала никакого вида, а ночью частенько не могла спать и стучала зубами от ужаса.

Она всегда смотрела на жизнь с точки зрения своего опыта, своего положения и своей выгоды. Но ее дядя Ян Миньгао, уже ставший заместителем секретаря окружкома (сохранив за собой пост первого секретаря укома), обладал большей зоркостью и заметил нездоровые настроения племянницы. Однажды вечером он пустился с ней в высокопарный и в то же время довольно рискованный разговор:

– Ты что, усомнилась в политической линии? Заколебалась? До сих пор поворачивала правильно, а теперь повернуть не можешь? Так не годится! История борьбы учит нас, что кадры, которые не могли приспособиться ко всем великим тактическим поворотам, неизбежно сметались эпохой и самой линией. Ты что, мало видела подобных примеров? Раз уком поручил тебе заняться вопросами реабилитации, ты должна не подменять политику личными пристрастиями, а во всем руководствоваться решениями КПК. Мы с тобой всего лишь клеточки: даже если ошибемся, за нас отвечают мозг и сердце. Мы только исполнители, ответственность не на нас. Раз велят снимать «шапки» с помещиков, кулаков и их отродья – значит, снимай. Велят надеть – снова надевай. Раньше нужды революции требовали хватать, а теперь – отпускать.

Да, дядя – это все-таки дядя, и уровень у него соответствующий! Он досконально постиг законы борьбы. Только человек, давно плавающий в политическом море, может плавать так свободно, иначе он не дослужился бы до своих постов. А Ли Госян еще не достигла такого уровня, такого мастерства, ее можно назвать кадровым работником не более чем на семь десятых, поэтому она и добралась лишь до заместителя секретаря укома, а не окружкома, как дядя. Но она обязательно созреет и научится свободно плавать в этом политическом море!

Ян Миньгао был недоволен тем, что его племянница не проявила достаточной сообразительности и гибкости, чтобы следовать меняющейся обстановке. Вот упрямая бабенка, не понимает, куда ветер дует! Как начальник и к тому же родственник, он должен был видеть и чувствовать все, в том числе и то, что по укому пронесся слушок о любовной связи Ли Госян с Ван Цюшэ. Ей не годится больше жить отдельно от мужа, надо будет поговорить с ним на эту тему, а заодно воздействовать на соответствующие организации, чтобы они перевели племянницу на работу в провинциальный центр, поближе к мужу. Потом, когда она начнет ездить с проверками в области и уезды, кто ей помешает встретить какого-нибудь солидного человека и повеселиться с ним? Ян Миньгао тонко намекнул Ли Госян на все эти принципиально важные моменты, и на сей раз она поняла его сразу.

На следующее утро, придя на работу, Ли Госян из толстой пачки дел, представленных уездным отделом общественной безопасности к пересмотру, извлекла два документа: «Материал об исправлении Цинь Шутяня, объявленного в 1957 году правым и находящегося сейчас в заключении» и «Доклад об ошибочном объявлении Ху Юйинь новой кулачкой в 1964 году». Оба дела были тяжелыми, как свинцовые доски; она брала их, потом клала на место, потом снова брала. Карандаш, который она вертела в руках, тоже показался ей тяжелым, словно металлическая палка. Почему эти карандаши, решающие судьбы людей, иногда тяжелы, а иногда слишком легки и могут выделывать любые вензеля?

Ли Госян долго колебалась, но, так и не наложив резолюции, позвонила Ван Цюшэ, чтобы договориться обо всем с ним. Он же оказался просто душкой.