Дмитрий Каралис - Чикагский блюз

Отец откинул полог и вытянул к костру скомканное одеяло.

– Да вот же он, паразит, – ласково сказал отец. – Конечно, рак.

Он осторожно взял членистоногого кусаку за панцирь и швырнул в озеро. Булькнуло.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил отец. – Не знобит? – Он еще раз осмотрел мой палец.

– Нет, – помотал я головой, – все в порядке.

– Меня знобит, – сказал дядя Жора, пересматривая вынесенные из палатки рюкзаки. – Думаю, надо выпить для профилактики.

Костер уже весело трещал, освещая оранжевым светом палатку, стволы сосен, спуск к воде и истертый киль перевернутой лодки.

– Четыре часа, – сказал отец. – Так рано я в своей жизни еще никогда не выпивал.

– Завидую, – сказал дядя Жора. – А у меня из сюрпризов разве что смерть впереди.

– Типун тебе на язык! – плюнул отец.

– Не типун, а давай наливай! Если бы твой сын не разбудил меня воплями: «Змеи! Змеи!», я бы спал до пяти как огурец. – Дядя Жора упорно не хотел признаваться, что рак выполз из скатерти, завязанной морским узлом.

Братья разом крякнули и опрокинули по стопочке. Отец принялся закусывать, дядя Жора внимательно наблюдал, как он управляется с бутербродом и хрустит луком.

– Все-таки ты больше похож на меня, чем я на тебя, – сказал дядя Жора, не притрагиваясь к закуске.

Отец замер, постигая мысль. Дядя Жора глянул на часы:

– Уж на что я люблю пожрать, но ты мастер! Начало пятого, а он уже ест!

– Я жакушываю, – сказал отец и прожевал. – Это две большие разницы.

– У тебя на все есть оправдания. – Дядя Жора потянулся к вареному яйцу. – Это я прост, как ребенок: виноват, так виноват. Каюсь. Хочется выпить в четыре утра, я искренне говорю: хочется выпить!

Незнакомому человеку, окажись он за столом с моим дядькой, могло показаться, что он имеет дело с горьким пьяницей, которого к концу посиделок придется вытаскивать из-под стола и волочить до кровати. Но как самая веселая девушка в компании далеко не всегда оказывается самой доступной, так и дядя Жора со своими подначками обогнать Америку по количеству спиртного на душу населения никак не тянул при ближайшем рассмотрении даже на звание простенького выпивохи.

Стоило приглядеться, и его секрет легко раскрывался. Первые две стопки дядя Жора принимал как радующую необходимость. После третьей, когда пружина застолья начинала стремительно разжиматься и близкий восторг в душах заставлял сидящих за столом говорить громче, а глаза смотреть веселее, дядька начинал половинить стопки, а то и пропускать вовсе. При этом, как фокусник, отвлекающий внимание от правой руки, он принимался усиленно жестикулировать левой. Или бросался усердно предлагать сидящему напротив огурчики, грибочки, протягивал блюдце с зубками маринованного чеснока. Его собственная невыпитая стопка оказывалась надежно замаскированной в гуще посуды и зелени, прикрыта дымовой завесой шуточек и свободного трепа: «Наливаем по четвертой! Четвертая, по постановлению Совета Министров, не закусывается!» После пятой и шестой дядька мог идти в соседнюю комнату, ложиться на диван и смотреть телевизор – компания плыла вполне самостоятельно, и потребность в капитане-тамаде возникала, лишь когда кончалась выпивка или закуска. Дядька появлялся так же неожиданно, как исчезал, и поддерживал любой разговор, словно он его и начал.

Вот и теперь, подначив отца выпить, он незаметно улизнул от костра и стал готовить снасти для вылова щук.

Когда заметно рассвело и отец пропустил три стопочки, мы перевернули лодку в исходное положение и, послушавшись команды капитана: «Вперед, на рыбные заготовки!», дружно ударили веслами по холодной воде. Дядя Жора совершенно трезвый сидел на корме в спортивной шапочке и короткими репликами направлял нашу текущую посудину к известному лишь ему месту лова. В ногах у него лежали: рюкзак с едой, выпивкой и набором блесен, топор для оглушения крупных щук, котелок для вычерпывания воды, две удочки, спиннинг и садок на длинной ручке – чтобы подцепить рыбину еще в воде, когда она, подведенная на леске к борту лодки, чаще всего срывается.

Туман желтыми клочьями цеплялся за камыши, лежал сизыми слоями по курсу лодки, скрипели уключины, всплескивала вода под веслами, и плыть было интересно и жутковато. Едва мы отплыли, берег с оставленным лагерем затянуло туманом, но дядя Жора уверил, что наше место он найдет вслепую, с завязанными глазами, ночью – такова мощь его внутреннего чутья, а уж позднее, когда рассеется туман, мы и сами увидим наш холм с палаткой.