Николай Романов - Байкеры

Жители сидят на коленях в маленьком деревенском храме и слушают заунывное пение бритого наголо старика в оранжевом балахоне. Ливень барабанит по пальмовым листьям, прикрывающим навес перед храмом. Монах бьет в бубен деревянным полированным Крючком, надолго замолкает и вновь грустно заводит молитву, в которой все слова — из гласных звуков. Она похожа на песнь звезд. Кей знает, как поют звезды.

Кей покидает храм и углубляется в джунгли, обхо-Дя крохотные, игрушечные огороды и стараясь не замечать любопытных детей, похожих на паучков с тонкими лапками, прячущихся под широкими лиловыми листьями неизвестных ему растений.

Он слышал не раз, как лопаются глазные яблоки от испепеляющего жара прилипшего к роговице напалма. Этот слабый щелчок неразличим в реве огненного смерча, но Кей слышит только его. Один, второй, третий… Подсчитать и поделить надвое. Для отчета. Кей закрывает уши, как делал в детстве, когда не хотел слушать нудные мамины нотации.

Лица крестьян неподвижны и строги. Люди и сейчас молчат и не призывают вслух своего бога. Они так и останутся стоять рядами, как армия терракотовых воинов, погребенная вместе с китайским императором, имя которого Кей запомнить не в состоянии. Тех вылепили из глины, а этих маленьких человечков пропитает насквозь, прожжет до костей и оставит стоять на коленях трофейный американский напалм приличного качества. Подобные штуки янки делают на совесть.

Напалм продолжает убивать и через много лет, ради того чтобы на 42-й улице Нью-Йорка закинулся под предельной дозой героина огромный негр в норковой шубе и с килограммовым золотым крестом Осириса на жирной шее. В негре бродит, дозревая и готовясь шарахнуть по начинающим подгнивать мозгам, лаотянский героин той самой деревни. «Пимп» причалил к тротуару на длинной розовой тачке, чтобы устроить смотр ночным солдатам любви, своей частной армии разноцветных силиконо-виниловых шлюх.

Кей ойкает, дернув ногой. В глазах Кока-Лолы мерцают злые огоньки. Она больно щиплет за ногу, когда чувствует, что Кей в мыслях улетел слишком далеко от нее. Она — дикая кошка лесной чащи. Все окружающее, не исключая Кея, — ее добыча.

Кока-Лола просыпается по ночам и часами сидит у окна, сумасшедшим взглядом вперившись в луну и дальше. Кей знает, но не решается заговорить с ней.

С ужасом чувствует, что подчиняется ее желаниям. Он почти поверил, что Владыка Тьмы подослал к нему одну из своих дочерей. За что такой подарок? Или это наказание? От неизвестности ноют раны, которые давно не беспокоили Кея, а вот теперь… Неизвестность пробуждает воспоминания, от которых он давно избавился. Очень плохие воспоминания.

Они живут вместе уже месяц, и Кей не знает, как ему вести отсчет дней. То ли начать с единицы, то ли заняться обратным отсчетом. Такая жизнь слишком далека от его представлений о счастье.

Он сидит дома, ест приготовленную ее руками вкусную еду и ведет наблюдение за тем, как Кока-Лола дрессирует Урала.

Когда она впервые переступила порог, пес от неожиданности обратился в чучело и долго смотрел на нее, сидя в дальнем конце коридора. Кока-Лола бесстрашно приблизилась и нагнулась к нему, протянув руку. Собравшийся было рявкнуть, пес онемел от такого развязного обращения какой-то особы ненавидимого им человеческого женского пола, встал и побрел на балкон подышать свежим воздухом и развеяться.

Утром Кей слышал сквозь сон, как она одевалась и долго говорила с собакой. Приподнявшись на подушке, он застал удивительное зрелище: Кока-Лола держала поводок, а Урал, с виду смирный, как овца, сам подсовывал шею, чтобы его пристегнули. Хитрое выражение собачьей морды не нравилось Кею, но он не стал вмешиваться и перевернулся на другой бок, громко зевнув. Пусть сама выпутывается! В конце концов, он ее сюда на поводке не вел.

Его разбудила громкая перебранка во дворе. Отчетливо выделялся звонкий голосок Кока-Лолы, звучавший неожиданно мощно, многократно отражаясь от стен зданий. Сонный Кей на ощупь подошел к окну и приоткрыл слипающиеся глаза.

Посередине двора отчаянно переругивались Кока-Лола и хозяйка белой пуделихи. Ее «крошка» и Урал стояли неподалеку, бок о бок, высунув языки, и внимательно вслушивались, дружно переводя взгляд с одной орущей дамы на другую. Четвероногие имели вид ужасно довольных особей, только что совершивших акт, ради которого существует все живое на земле. Урал довольно облизывался, пуделиха стыдливо потупилась.