И сейчас, в состоянии взрослой душевной катастрофы вследствие злоупотребления алкоголем, все это с легкостью превратилось в фантазию будто все на свете стремятся колдовством довести меня до сумасшествия; видимо подсознательно я в это верил, и как уже сказано стоило Рону Блейку удалиться, как я совершенно выздоровел.
Совершенно – Наутро я встал веселее, здоровее и целеустремленнее чем когда-либо, и вся моя долина Биг Сура была опять моя и только моя, пришел старина Альф, я покормил его и похлопал по гривастой холке, и гора Мьен Мо вдали была не гора, а обычный угрюмый холм поросший дурацким кустарником, с мирной фермой на вершине, и весь день свободен, знай развлекайся, без колдунов и бухла – И опять я распеваю стишки: «Душа моя как снег, прекрасней всех, душа моя засов меж полюсов», и прочие глупости – И восклицаю: «Если Артур Ма колдун, то право очень забавный! ха-ха!» – А дура сойка залезла одной лапой в мыльницу на перилах крыльца, клюет мыло и ест его, не притронувшись к овсянке, а когда я смеюсь и кричу ей, косится умным глазом, мол «а че такого-то? че такого?» – «Че такого-че такого, клевай давай» – говорит другая приземляясь рядом но тут же взлетая – И в жизни моей опять все прекрасно, я даже начинаю вспоминать смешные безумства нынешней пьянки и вообще всей своей жизни, поразительно все-таки сколько сил таится в человеке, горы можно своротить, восстаешь буквально из пепла и бодро шлепаешь дальше, и счастье берется из ничего, просто из энергии скрытой в костяке – Спускаюсь в гости к морю, и оно уже не пугает меня, «Шестьсот мильонов морских шпионов» – распеваю я, возвращаюсь в хижину и спокойно наливаю себе кофе, белый день, красота!
Совершаю поход в лес, рублю дрова и оттаскиваю к обочине чтобы удобно было носить домой – Отпиваю глоток шерри, гадость – Нахожу старый номер «Сан-Францисских Хроник», пестрящий моей фамилией – Разрубаю пополам толстенное бревно – Вот такой чудесный день, под конец штопаю свой священный свитер, напевая: «Лучше дома места нет», вспоминаю маму – Даже листаю всевозможные книжки и журналы, раскрываю «Патофизиологию» и высокомерно заявляю керосиновой лампе: «Вот-с, интеллектуальный предлог для остроумных шуток», отшвыриваю журнал прибавив: «Предмет любопытства для некоторых неглубоких личностей» – Обращаю бурное внимание на пару неизвестных поэтов конца века – Тео Марциалса и Генри Гарланда – Вздремнув после ужина, вижу военно-морской сон: судно стоит на якоре недалеко от театра военных действий, у острова, но все лениво и сонно, и двое матросов с собакой и удочками идут по тропинке спокойно заняться любовью в кустах; капитан и вся команда в курсе что они голубые, но вместо гнева – ленивое восхищение столь преданной любовью; другой матрос следит за ними в бинокль с полуюта; вроде бы идет война, но ничего не происходит, просто стирка…
Просыпаюсь из этого дурацкого но полного странной прелести сна повеселевшим и бодрым – А еще у нас теперь звезды каждую ночь, так что я сажусь в старый шезлонг на крыльце и закинув голову наблюдаю всю эту неразбериху, звездозапятнанный небосвод, все звезды плачущие счастливой печалью, все эти пенки и сливки млечных аллей световых лет древних как Дэйм Мэй Уитти и холмы -
Я совершаю прогулку в сторону горы Мьен Мо в лунном свете августовской ночи, вижу как гордые туманные горы вздымают горизонт и словно говорят: «Не терзай свое сознание бесконечными думами», и я сажусь на песок и смотрю внутрь себя и снова вижу их, розы нерожденного – Поразительно, всего за несколько часов такая перемена – У меня хватает физических сил вернуться к морю, внезапно осознав, какая прекрасная восточная шелкография получилась бы из моего каньона, как все эти свитки, берешь за край и медленно разворачиваешь, и постепенно разворачивается перед тобой долина с внезапными обрывами, внезапными бодхисаттвами сидящими в уединении своих освещенных лампами хижин, внезапными ручьями, скалами, деревьями, и вдруг белый песок, вдруг море, выходишь в море и тут свиток кончается – И все эти туманно-розовые темнОты разных оттенков и ускользающие тени передающие эфемерность ночи – Один длинный свиток, развернувшийся от изгороди ранчо на туманном холме, минуя лунные луга и даже стог сена у ручья, вниз по тропе ручей сужается, и далее в тайну О МОРЯ – так изучаю я свиток долины, а сам напеваю: «Человек смешной зверек, занятой такой зверек, в его мыслях пустота, что не стОит ни черта».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу