Джек Керуак - Биг Сур

Носки сплошная липкая слизь – Щетина на щеках чешется от пота раздражая измученный рот – Вывихнутое чувство «никогда», «все кончено», ах – Все, что вчера было прекрасным и чистым, непостижимо обернулось большим куском дерьма – Волосы на собственных пальцах пялятся на него могильной шерстью – Штаны и рубашка прилипли к личности будто обрекая на вечное пьянство – Совесть словно вгрызается в него извне – Белые облака в небе только ранят взгляд – Остается лечь лицом вниз и плакать – Весь рот болит, даже зубами не поскрипишь – Даже волосы рвать сил нет.

А тут откуда ни возьмись Рон Блейк приветствует новый день, распевая во все горло – Я иду к ручью, бросаюсь на песок и лежу следя печальным взором за водой, которая мне больше не друг и даже как-то хочет чтоб я ушел – В хижине ни капли спиртного, все проклятые джипы уехали, увезли здоровых нормальных людей, а я валяйся тут наедине с этим веселеньким пацаном – Жучки, которых я прежде спасал, пребывая в чудесном одиночестве, теперь тонут незамеченные, хотя мне достаточно протянуть руку – Паук в сортире по-прежнему ткет свою паутину – Альф траурно мычит в долине, в точности выражая мое состояние – Сойки вякают вокруг, как будто, раз я слишком устал и не в силах накормить их, решили попробовать меня самого: «Стервятники чертовы» – бормочу я уткнувшись губами в песок – Некогда утешительное хлюп-хлюпанье ручья превратилось в бесконечную болтовню слепой природы, которая ничегошеньки не понимает – И все мои прежние мысли о миллиардолетнем слое, покрывающем все это, все города и поколения, просто очередная глупость; «Только трезвому идиоту взбредет в голову восхищаться такой херней» (ибо в некотором смысле пьяница познает мудрость, как сказал Гете или Блейк или не помню кто, «путь к мудрости лежит через излишество») – Но в таком состоянии можно лишь сказать: «Мудрость это просто такая болезнь» – «ХРЕНОВО мне» – мычу я деревьям, лесам вокруг и скалам вверху, отчаянно озираюсь, всем наплевать – Зато слышно как в хижине напевает за завтраком Рон.

Ужаснее всего, что он пытается проявить сострадание и хочет помочь: «Может, чего-нибудь сделать?» – Потом он отправляется на прогулку, а я ложусь в доме и часа два причитаю: «O mon Dieux, pourquoi Tu m'laisse faire malade comme ça – Papa Papa aide mué – Aw j'ai mal au coeur – J'envie d'aller à toilette 'pi ça m'interesse pas – Aw 'shu malade [6]– Оуоуоуоу -» (И так вою наверное целую минуту) – Ворочаюсь и нахожу новые причины для стонов – Я уверен, что один, и не сдерживаю себя, помню, так стонал мой отец, когда умирал от рака на соседней кровати – Когда я наконец нахожу в себе силы встать, доползти до двери и прислониться к косяку, то с удвоенным и учетверенным ужасом понимаю что все это время Рон Блейк сидел на крыльце с книгой и все слышал – (Интересно как он потом об этом рассказывал людям, звучало, должно быть, страшно) – (Вот же идиотизм, кретинизм, а может, дело просто в том, что я канадский француз?) – «Рон, прошу прощения что тебе пришлось все это выслушать, плохо мне» – «Да я понял, чувак, все о’кей, приляг, попробуй поспать» – «Не могу я спать!» – кричу я в ярости – Очень хочется заорать: «Пошел ты на хуй, идиот малолетний, тебе ли знать, каково мне!» – но тут же я осознаю, как отвратителен должен быть беспомощный старик, а у парня-то великий день с великим писателем, и он собирался всем рассказывать как он классно оттянулся и что я говорил и делал – Ну а с другой стороны кто его знает, получил парнишка урок воздержания, или урок даже, не побоюсь этого слова, битничества – Потому что хуже и безумнее было мне лишь однажды, через неделю, когда мы вернулись сюда с Дэйвом и двумя подругами, и в результате случилась та последняя ужасная ночь.

Но вот смотрите: после обеда неутомимый юноша Рон решает отправиться автостопом в Монтерей, опять же МакЛира повидать, я говорю: «Давай, вперед» – «А как же ты?» – изумленно спрашивает он: как же так, чемпион автостопа уже даже на трассу не хочет – «Нет, я побуду тут, пускай полегчает – мне надо побыть одному» – и точно, стоило ему уйти и проорать последнее прости с верхней дороги, я посидел на солнечном крылечке, накормил наконец-то своих птиц, выстирал носки, штаны и рубашку и развесил по кустам сушиться, выхлебал из ручья тонны воды, молча поглазел на деревья – и вот заходит солнце и, клянусь головой, я снова в полном порядке: раз, и готово.

«А вдруг Рон и все остальные, Дэйв, МакЛир, еще кто-то, просто колдуны и наслали на меня все это безумие?» Я серьезно рассматриваю такую возможность – В детстве у меня был такой вруб, по дороге домой из приходской школы Св. Иосифа или сидя дома в зале я не на шутку размышлял о том, что все в мире втихомолку дурят меня: стоит обернуться, тут же как ни в чем не бывало прыгают по местам и делают обычные лица, но только я отвернусь, снова целятся в затылок, перешептываются, хихикают и строят козни, неслышно, я быстро оборачиваюсь чтоб поймать их с поличным, а они уже успели прыгнуть на место и говорят: «Ну вот, жарить яичницу надо так», или глядя в сторону напевают Чета Бейкера, или спрашивают: «Кстати, я тебе про Джима рассказывал?» – Но суть детского моего откровения заключалась в том, что все в мире издеваются надо мной будучи членами тайного вечного заговора, или Небесного заговора, им известна тайна мира и они смеются надо мною всерьез, чтобы я очнулся и узрел свет (то есть собственно получил просветление) – То есть я, Ти-Жан, был ПОСЛЕДНИЙ Ти-Жан на свете, последний несчастный святой дурачок, а эти за спиной были дьяволы земли, к которым вверг Господь меня, ангельское дитя, как будто я последний Иисус, вот оно что! и все они ждали чтобы я это понял, очнулся и поймал их за руку, и все мы вдруг рассмеемся на небесах – Только звери не шалили за спиной, мои красавицы кошки печально облизывали свои лапки, и еще Иисус был молчаливым свидетелем и в чем-то заодно со зверями – Он не шпионил у меня за спиной – Тут, наверное, коренится моя вера в Иисуса – Так что единственно реальной реальностью в мире были Иисус и агнцы (то есть звери), да еще мой брат Жерар, наставлявший меня – Среди шептунов-шпионов попадались добрые и печальные, например папа, но и он вынужденно был с ними заодно – Но когда-нибудь я очнусь, и исчезнет все кроме неба, то есть Бога – Так что после этих, согласитесь, странноватых детских откровений, повзрослев и пережив обморочное видение Золотой Вечности и другие опыты, в том числе состояния самадхи во время лесных медитаций, я возомнил себя неким особенным ангелом-одиночкой, вестником небес, посланным сообщить людям или показать на примере что весь этот их шпионский заговор есть на деле сатанинский заговор и все они на ложном пути.