Борис Черных - Есаулов сад

Снегопады, закрывшие мой хутор в саду метровым слоем.

Опять Достоевский: «Протест личности. Он будет всегда, а вы это пропустили» (записи 1872-75 гг., стр. 295) – о социалистах. Да, но протест может быть направлен и в лучшую сторону, то есть позитивный протест. Что делать с этими протестантами? «Души прекрасные порывы» отменяются всеобщим нормированием. Между прочим, этого Достоевский издалека увидеть не мог. Это мы, уверовав в социализм, открыли и ужаснулись: лучше лучшего делать не позволено, а только в пределах нормы…

16 декабря 80 г. Истина впереди любви к Отечеству? Стало быть истина впереди разлива рек, подобных морям? Абсурд, Петр Яковлевич [9]. Но любовь к родным рекам не есть любовь к государству, а – любовь к своему окаянному народу. А уважение к государству – опосредованное.

Счастье для него было в движении. Внутри давным-давно застопоренный, он жаждал движения внешнего и потому бежал по России, и бег его был возвышенным – вослед Чацкому. И вот я, садовник, прикованный к хутору, возмечтал: поехать бы по свету, развеяться. Состарившийся мечтатель. «Надо мечтать-с», – говаривал Ильич.

23 декабря 80 г. Худые вести из Москвы: а) сползание политического инакомыслия в болото, б) Фазиль Искандер вызван в прокуратуру СССР и предупрежден об обыске. Вместо того, чтобы немедленно предать гласности факт, он сжег рукописи, которые хранились у него, в том числе роман «Запасной полк» Дмитрия Сергеева и мои «Историю одного колхоза» и «Садовник а провинции» [10]. «История одного колхоза» таким образом сожжена уже дважды – в первый раз Петром Царевым, председателем колхоза имени Кирова (по просьбе Царева и написана книга), и вот писателем Искандером…

24 декабря 80 г. Наши войска нацелены на Польшу. В «Правде» большая статья, опровергается этот факт: этого не может быть потому, что не может быть никогда. Ох, Лех Валенса…

29 декабря 80 г. Да, просто: бытие определяет сознание. Тут уж действительно лежи, встывай в грязь. Нет, наша философия должна быть иной. Никаких ссылок на объективную (якобы) реальность и объективную, якобы, невозможность изменить существующий гадкий порядок вещей. Экзистенциалисты отчаянно правы, противопоставляя рутине – идеал духовного возрождения.

Прошлое определяется будущим. Вот это да, вот это мысль, садовник. Но прошлым определяется будущее, – так полагал Петр Яковлевич Чаадаев. Мы же прошлое судим настоящим. И ревизуем прошлое, делая его угодным нам. Ловконько живем. Однако в мысли «прошлое определяется будущим» есть нечто экзистенциальное. Не надо торопиться, садовник…

17 февраля 81 г. Сон. Родина. Три колодца, в разных концах моего города Свободного, но во сне сошедшиеся вместе, чтобы поговорить о нас, покинувших родину. Лики Вали и Риты [11].

Покойная мать. Покойный Саша Вампилов. Сны. Я, кажется, заболеваю ипохондрией…

18 февраля 81 г. Ну вот, кончились дрова, последние поленья. Надо идти в сад сучья рубить, чтобы не остыла изба.

Без боязни смотрю вперед, спокойно, словно старец. В играх не участвую, отстал и не пристать бы более.

Еще бы доучиться писать без игры, без сюжета, без построения, на легком дыхании…

Юрий Олеша лживый писатель, повсюду ложь – в красоте слога, в красивой метафоре, в зауми сюжета. Надо оставить его перечтение. Да еще он и безнравственен, героев не любит, все время видит себя со стороны.

Марина [12]обещала прослушать мое сердце. «По сердцу у меня пять», – сказала она, улыбнувшись. И вот она, красивая и нарядная, пришла прямо с занятий в медицинском институте, приказала мне раздеться до пояса, долго слушала грудь и со спины, лицо ее было божественным. «Сердце у вас, Б. И., крепкое», – вздохнула она, погладила меня по плечу. «И холодное, с таким сердцем можно до восьмидесяти лет пить смородинное вино», – добавила, собрала сумку и нервно ушла, отказавшись от чая. Марина, Марина…

Но можно – если тебя лишат родины – и на чужбине остаться человеком, не угождать, не играть в игры эмигрантские, а купить клок земли и выращивать огород, обходясь самым необходимым. Но они так не умеют, им бы по Парижу фланировать.

Надо ответить Рейгану раскрепощением нашей внутренней жизни, правдой и чистотой, раскованностью хозяйственных движений, и тогда он остынет и образумится, потому что увидит: мы не монстр, у нас человеку дышать хорошо. Но где этот вождь у нас, который решился бы на такой шаг?…

9 марта 81 г. Умозаключенные – это те, что заперты в тенеты собственных силлогизмов…