Агота Кристоф - Толстая тетрадь (журнальный вариант)

Пес медленно отходит в сторону.

Заячья Губа некоторое время лежит на земле, потом встает, видит нас и краснеет. Она кричит:

— Грязные шпики! Что вы тут видели?

Мы отвечаем:

— Мы видели, как ты играешь с нашим псом.

Она спрашивает:

— Я все еще ваша подруга?

— Да. И мы разрешаем тебе приходить и играть с нашим псом так часто, как ты захочешь.

— И никому не расскажете о том, что видели?

— Мы никогда и ничего никому не рассказываем. Можешь нам поверить.

Она садится на траву и плачет:

— Только животные меня и любят!

Мы спрашиваем:

— А правда, что твоя мать сумасшедшая?

— Нет. Просто глухая и слепая.

— Что с ней случилось?

— Ничего. Ничего особенного. Просто однажды она вдруг ослепла, а потом и оглохла. Она говорит, что и со мной то же будет. Видели мои глаза? Когда я утром просыпаюсь, у меня ресницы склеены. Полные глаза гноя.

Мы говорим:

— Несомненно, это болезнь, которую можно вылечить при помощи лекарств.

Она говорит:

— Может быть. Но как пойти к доктору без денег? Да и нет их, врачей-то. Все на фронте.

Мы спрашиваем:

— А что у тебя с ушами? Болят?

— Нет, с ушами у меня все в порядке. И я думаю, у матери тоже. Она только притворяется, что ничего не слышит: не хочет отвечать ни на какие вопросы.

Один из нас притворяется слепым, второй — глухим. Сначала — для тренировки — слепой завязывает глаза одним из бабушкиных платков, а глухой затыкает уши травой. Платок пахнет плохо, как бабушка.

Мы беремся за руки и выходим на улицу после сигнала воздушной тревоги, когда все попрятались по погребам и подвалам и улицы совсем опустели.

Глухой описывает все, что видит:

— Улица длинная и прямая. По сторонам улицы стоят низкие одноэтажные дома. Они покрашены в голубой, серый, розовый и белый цвет. В конце улицы — парк и фонтан. Теперь я вижу самолеты. Пять бомбардировщиков. Летят очень низко.

Слепой говорит медленно, чтобы глухой мог читать по губам:

— Я слышу самолеты. Они гудят очень низко и тяжело, моторы на полной мощности — значит, они загружены бомбами. Вот они прошли над нами. Улетели. Я опять слышу птиц. Больше никаких звуков.

Глухой читает по губам, что говорит слепой, и отвечает:

— Да, улица совсем пустая.

Слепой говорит:

— Ненадолго. Я уже слышу чьи-то шаги в переулке слева.

Глухой говорит:

— Правильно. Идет мужчина.

Слепой спрашивает:

— Как он выглядит?

Глухой отвечает:

— Как все: бедный и старый.

Слепой говорит:

— Я догадался. Он шаркает, как старик. И он босой — значит, бедный.

Глухой говорит:

— Он лысый. В старой солдатской куртке. Штаны у него слишком короткие, а ноги грязные.

— А глаза?

— Не вижу. Он смотрит себе под ноги.

— А рот?

— Губы слишком втянуты… наверно, он совсем беззубый.

— А руки?

— Он их держит в карманах. Карманы большие и чем-то набиты, сильно оттопыриваются. Это картошка или грецкие орехи — судя по форме… Вот он глядит на нас. Но цвет глаз я не разберу.

— Еще что ты видишь?

— Морщины на лице. Глубокие. Как шрамы.

Слепой говорит:

— Я слышу сигнал отбоя воздушной тревоги. Налет кончился, пошли домой.

Через некоторое время нам уже не нужно завязывать глаза и затыкать уши. Тот, кто изображает слепого, просто смотрит внутрь, а глухой заставляет себя ничего не слышать.

В лесу мы находим человека. Живого, молодого и без формы. Он неподвижно лежит за кустом и смотрит на нас.

Мы спрашиваем:

— Почему вы тут лежите?

Он отвечает:

— Я не могу идти. Я перешел границу. Шел две недели, днем и ночью. В основном ночью. У меня больше нет сил. Я не ел три дня.

Мы спрашиваем:

— А почему вы без формы? Все молодые мужчины носят форму — они все в армии.

Он говорит:

— Я больше не хочу быть солдатом.

— Вы больше не хотите сражаться с врагом?

— Ни с кем я не хочу сражаться. У меня врагов нет. Я хочу домой.

— А где ваш дом?

— Еще далеко… Если я не добуду еды, мне туда не дойти.

Мы спрашиваем:

— Так почему вы не пойдете и не купите еды? У вас что, денег нет?

— И денег нет тоже, а главное — нельзя, чтобы меня видели. Я должен прятаться. Меня никто не должен увидеть.

— Почему?

— Я покинул полк без позволения. Я удрал. Я дезертир. Если меня поймают — повесят или расстреляют.

Мы спрашиваем:

— Как убийцу?

— Да. Как убийцу.

— А ведь вы никого убивать не хотите. Просто хотите домой…