В проходе между креслами ходил Арефьич: вперед, назад. Тяжеловесное молчание команды относилось и к нему. Корили не только растерявшегося новичка, вместе со Скачковым доставалось и доверчивому тренеру. Забывшись, распустив все мускулы, лежал угрюмый Шевелев. Сидел, согнувшись в кресле, Говоров, тот самый, вместо которого поставили играть Скачкова, – сидел он в форме, одетый с самого начала, только поверх доспехов тренировочные брюки.
В раздевалку шариком вкатился толстенький Феклюнин, тогда еще не директор домостроительного комбината, а начальник стройуправления. Он яростно засовывал платок под тесный ворот кителя, все отсыревшее лицо его было багровым, будто он сам отбегал этот трудный тайм на поле. Вчера на заседании «чистилища» Феклюнин помещался рядом с Рытвиным и подавал уничтожающие реплики. Сейчас он, распираемый негодованием, бешено воззрился на Арефьича. Он послан был оттуда, сверху, и в его глазах, казалось, сосредоточился весь гнев обманутого в своих надеждах начальства. Многое хотел сказать он, выплеснуть в лицо руководителю команды, однако только поднял руку и остервенело погрозил:
– Ну, слушай!..
И, не сказав больше ни слова, выскочил из раздевалки. Да, тот проигрыш решил судьбу Арефьича.
Задумчивый и удрученный застыл Арефьич посредине раздевалки, установилось унизительное, тяжелое молчание. Потом Арефьич подошел к Скачкову, тронул за плечо и негромко обронил:
– Ладно. Отдохни пока.
По его знаку Говоров поднялся, стал стаскивать штаны, выпутывая бутсы. Заподпрыгивал, застучал шипами, разминаясь…
Что же побудило Арефьича поставить его снова буквально на следующий матч? Необходимость, безвыходное положение? Нет, Говоров еще держался, мог играть вполне. Упрямство тренера? Тоже едва ли, потому что какое там упрямство, если команде остается один-единственный шанс – взять два очка из двух! И все-таки Арефьич вновь, невзирая на гнев трибун и начальства, внес Скачкова в заявочный список. Соображений, которые руководили тренером, Скачков не мог понять даже впоследствии, хотя тогдашняя самостоятельность Арефьича стоила ему места старшего тренера в команде мастеров. «Локомотив» тогда он в высшей лиге сохранил, но место свое вынужден был уступить приглашенному со стороны и с тех пор так и прижился на вторых ролях.
В своем последнем матче «Локомотив» принимал команду из Ташкента, тоже аутсайдера. Решался вопрос, кому на следующий год покидать высшую лигу; кто-то из них должен был разделить участь слабейших.
Накануне, как обычно, Скачков вышел на поле в составе дублеров, и эта скромная игра тоже осталась памятна ему, потому что именно тогда он вдруг почувствовал, что видит дальше и умеет больше, чем это было до сих пор. Пропала суетливость и отбойная игра, он словно прозрел, окреп и умудрился. Тогда он сам был поражен: откуда у него эта уверенность, почти что искушенность? Не от позора ли в недавнем матче, вернее тайме? Так, видимо, оно и было. За каких-то сорок пять незабываемых минут игры на высшем уровне он как бы побывал в струях крутой, ломающей стремнины и теперь невозмутимо плавал в мелких и спокойных водах.
Встречу дублеров Скачков провел, сам получая удовольствие от собственной игры. Действуя спокойно и расчетливо, он из глубинки поля острыми и неожиданными передачами питал мячами нападающих, и к двум его прострелам, рассекающим защиту, вовремя успели крайние, стремительно вошли в штрафную, – все же остальное, как любил сказать Арефьич, было делом техники.
Волновался ли он, выходя назавтра в основном составе? Спроси его тогда об этом, он наверняка ответил бы заносчиво: «Еще чего!» А сердце колотилось, обмирало, – особенно, когда он появился из туннеля, и трибуны, узнав его сутулую спину, засвистели и завыли.
В первые минуты он держал себя усилием, он постоянно помнил, какое удивительное зрение открылось у него вчера. Скачков твердил себе, что он уже не тот, не прежний, так опозорившийся перед всеми, и его очень поддержал умница Шевелев, кумир болельщиков и капитан команды, – улыбнувшись, он кивнул Скачкову на беснующиеся трибуны: дескать, эк их разбирает!
На разминке Скачков тайно, для себя одного, пытал и пробовал: слушается ли его сегодня мяч? Слушался, отлично слушался! Почему же он, черт бы его побрал, так своевольничал в тот раз?
Нет, довольно, больше такое не повторится! Сегодня все будет иначе.
И точно – вчера открытые способности: рассудочность, спокойствие, расчет были в нем живы и не исчезали, и, ощущая их в себе, он обретал уверенность, и вот уже капризные трибуны аплодируют, когда он, сторожа рывок своего подопечного, летит подкатом ему в ноги и, тут же подскочив с отобранным мячом, идет вперед, высматривая лихорадочно: ну где там, кому отпасовать?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу