Николай Кузьмин - В футбольном зазеркалье

Приближался вечер, понемногу спадал зной и оставалось последнее, что значилось в дневном расписании – показательная, совместная с австрийцами тренировка. (Если бы не уговор заранее, команда охотнее всего заперлась бы в гостинице – устала).

Со стадиона возвращались ночью, при начавшейся вакханалии рекламных огней. Утомленные от впечатлений бесконечного дня, ребята не глядели в окна. Иван Степанович поднялся со своего места, прошел вперед и наклонился к водителю автобуса. Тот выслушал, с готовностью закивал и круто завернул вправо. Не сбавляя хода, понеслись куда-то в сторону, где огней было поменьше. Выяснилось, что Иван Степанович попросил свезти команду к больнице, где поместили Маркина.

Добиться пропуска в палату удалось только двоим, пошли Иван Степанович с Арефьичем. Команда осталась дожидаться в автобусе.

В самолете они сидели вместе с Иваном Степановичем и, еще под впечатлением всего увиденного в Вене, переговаривались – так, ни о чем серьезно. Потом Скачкову вспомнилась тренировка с австрийцами. Поле к тому времени починили, привели в порядок, травинка к травинке. Иван Степанович дал в общем-то обычную нагрузку, также, как дома, но, к удивлению ребят, австрийцы быстро дали пот и потащили ноги – выдохлись.

– Заметил, Геш, кто сдох быстрее всех? Ригель. Оттого он и хамло, что тренируется меньше других.

– Однако Фохт, я вам скажу!

– Ну, Фохт! Фохт игрок. Профессионал. Для него футбол – хлеб, деньги, жизнь. Что он без футбола? Ноль.

Припомнив, о чем секретничал с ним Гущин по дороге в Вену, Скачков сказал, что поговаривают о профессиональной лиге и у нас. Для начала, для пробы, скажем, команд пять или шесть.

– Вот уж глупость-то! – возмутился Иван Степанович. – Кто это тебе наплел?

– Говорят… Надеются, что класс игры повысится. Футболу же на пользу.

– Не-е… – Иван Степанович скривился, затряс головой. – Не в этом дело. Техники нам действительно подбавить не мешало бы. Но ведь когда она наживается? В детстве. Пеле начал гонять мячи, едва научил-ся ходить. За пацанов нам надо браться как следует, за пацанов. Вот где наши резервы. А то… придет в команду лоб, а его еще учить надо. Он мяч на ходу обработать не может! Мяч! А пока учишь, ему, глядишь, и на покой уже пора… Нет, Геш, в команду должен приходить игрок, как музыкант в оркестр, с высшим образованием. Тогда и у тренера руки развяжутся, тогда он совсем о другом думать будет.

В ночном гудящем самолете было сонно, сумрачно, свет падал узким лучиком в колени. Разговаривая, он наклонялся ближе и доверительно касался Скачкова рукой. Беседы наедине, возможности освободить себя от накопившихся раздумий он ждал давно, и вот дождался. Убедительный выигрыш в Вене, по существу разгром, который учинил австрийцам «Локомотив», прорвал его обычную сдержанность, тревоги и сомнения последних недель – все это осталось позади, и сейчас, в самолете, ему не требовалось от собеседника ни одобрения, ни возражений. И Скачков слушал, понимал, поддакивал: все, что говорилось, было близко, передумано самим, и не вызывало возражений.

Но почему теперь, припоминая, он не мог избавиться от ощущения, что весь тот долгий откровенный разговор Иван Степанович затеял ради него? Скачков уверен был, что тренер обрадованно откровенничает с ним без всяких тайных мыслей. Теперь же, после того, как он узнал о своем предполагаемом уходе, о проводах (о похоронах своих!), ему казалось, что весь тот поздний разговор в пути имел одну-единственную цель: подвести его самого к сознанию самостоятельного решительного шага.

Да, так оно, пожалуй, и было, хотя ничем – ни словом, ни намеком Иван Степанович не подтолкнул его к догадке. Сначала он погоревал о Владике Серебрякове. Успех уже ударил парню в голову. Иван Степанович однажды стал свидетелем того, как Владик измывался над официантом. Сначала он потребовал заменить ему блюдо, затем ударился в амбицию: стал уверять, что блюдо то же самое, лишь заменен гарнир. «Уверяю вас!» – оправдывался официант. «А я говорю, замените», – надменно цедил Владик, и руки в карманах, раскачивался на стуле. Сцену прекратил Иван Степанович. «Идем-ка», – поманил он Владика и увел с собой… Парень уже прекрасно сознает свое значение для команды. Иван Степанович опасался происков вербовщиков. Приедет опытный деляга, наобещает золотые горы и сорвет с места. А что парня удержит? Учебу бросил, живет без якоря, без мыслей, одним сегодняшним счастливым днем: девочки, магнитофон, сладкий угар успеха, молодости. Обидно будет, если клюнет на приманку и пропадет. За примером ходить нечего: Федор Сухов… Кстати, в Вене Федор отыграл прилично, особенно в начале встречи, но под конец силенки все же подвели – последние минуты еле ноги передвигал. Винить Федору некого: сам виноват – не берег себя в свое время. Теперь собирать, что растеряно, поздновато. И наконец Белецкий Игорек. О Белецком тренер проявлял тревожную заботу. И, как он доказывал, было отчего. «Сам посуди, Геш…» Парнишка вырос, можно сказать, созрел для основного состава. А куда его ставить, куда? Вместо кого? Ну, пока Мухин лечится от травмы, Игорек поиграет на краю. А потом? Вот тут и задумаешься. А парню могут хоть сегодня предложить место в любой команде. И попробуй задержи парня, если подаст на переход. Не задержишь, не возразишь. Кому, в самом деле, охота лучшие свои годы просиживать на скамейке запасных? Хоть кого коснись…