Николай Кузьмин - В футбольном зазеркалье

«Ну да теперь уж скоро…»

И стало ему совсем одиноко, тоскливо.

Забравшись под одеяло, Скачков с удовольствием вытянулся на прохладных скользких простынях.

День как будто завершился, пришел к концу, – огромный и длинный день. Начался он еще в Вене, потом пересадка в Москве… Разница во времени, смена часовых поясов, и день, вернее, сутки, растянулись за пределы положенных двадцати четырех часов. Впечатления, самые разнообразные, мешались в голове, с трудом верилось, что все уже позади, что снова база, дом, привычная комната, и утомленное тело нежится на хрустящем свежем белье. Давно ли, кажется, все только начиналось?

На приеме после матча не оказалось ни тренера австрийцев, ни Фохта – обиделись. Очередная невежливость хозяев была на следующий день отмечена газетами, наряду с грубостью на поле. Один из журналистов сделал замечание, что тренеру австрийской команды следовало бы несколько расширить круг своих обязанностей: он не должен забывать, что на поле выбегают не просто футболисты сыгранного состава, стремящиеся добыть победу любой ценой, но – настоящие спортсмены, в высоком смысле слова. «Очень, очень этот пробел бросается в глаза, удручая всех любителей красивого футбола». Кто-то из репортеров разнюхал о скандале в раздевалке австрийцев: со зла тренер схватил приготовленную чашечку с горячим кофе и запустил ее в стену. Брызги полетели на игроков, на Фохта. Поднялась площадная брань. Словом, неприглядная история… Тренеру вообще досталось от журналистов: за хвастовство перед матчем, за пренебрежение к сопернику… Много внимания газеты уделили Маркину, а в день отлета появилось сообщение, что некая почтенная старая дама, смотревшая игру по телевидению, дарит маркинским девочкам-двойняшкам необыкновенный набор игрушек… Словно заглаживая вину австрийских футболистов, газеты опрокинули на своих читателей целый ворох аналитических разборов матча, рассуждений о содержании такого грандиозного зрелища, каким является сейчас футбол, и просто разнообразной информации о советской команде.

На матче, оказывается, присутствовал тренер польской команды, которой нынешним летом предстояла встреча с советской сборной за право участия в Олимпийских играх. Он дал высокую оценку тактической вооруженности «Локомотива»: команда владеет размашистым движением, умеет держать мяч столько, сколько нужно, чтобы диктовать темп игры, четко сочетает зонную и персональную защиту, игроки проделывают огромный объем работы. Польский тренер обратил внимание на то, что в технике советских защитников и нападающих незаметно разницы (как это бросается в глаза у австрийцев). Он выделил Серебрякова, который делал с австрийскими защитниками все, что хотел, а последний его гол назвал просто издевательским.

Пожалуй, не было ни одной венской газеты, так или иначе не отозвавшейся о матче. Отмечалось, что у Скачкова при его крепком, даже грубоватом телосложении манера игры мягкая, эластичная, напоминающая знаменитого Джалму Сантоса. «Этот русский, – писал какой-то репортер, – так неотступно следовал за Фохтом, словно вложил в него все свои акции». И – далее: «Фохт, конечно, доказал, что он является звездой первой величины, однако в этом матче русский набросил на него глухое черное покрывало». О Владике Серебрякове австрийским журналистам удалось узнать, что он сын боевого русского офицера, освобождавшего в сорок пятом Вену. Приводилась также знаменитая биография Ивана Степановича. Словом, венские репортеры показали, что знают свое дело хорошо.

Скрасить невыгодное впечатление, оставшееся у советских футболистов, пожелали и венские власти. «Локомотиву» был предложен день отдыха (за счет австрийского клуба), кроме того, Ивана Степановича попросили провести показательную тренировку с побежденной командой.

Одного дня для такого города, как Вена, конечно, оказалось недостаточно. Впечатления от увиденного превратились в сумбурную мешанину. Устав от матча и поездки, ребята словно бы остепенились. Неслышно стало даже Кудрина. Так, в задумчивости, больше по обязанности, чем по охоте, осмотрели собор святого Стефана, прошлись по Пратеру, парку городских увеселений, где восторженный хозяин какого-то аттракциона и подарил Скачкову куклу, побывали в ратуше со знаменитым латником на шпиле. Владик Серебряков вспомнил, что об этом рыцаре, будто бы охраняющем покой города, рассказывали мать с отцом – они его видели каждое утро, просыпаясь у себя в старинной узкой комнатке под самой черепичной крышей.