Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

Джэн пыталась вслушиваться в его слова, но ей с трудом удавалось подавлять нервный смешок, который грозил вот-вот сорваться у нее с губ, когда она вспоминала, что лежит на покрытом простыней лежаке, который обычно служил ложем растрепе Рэфлзу, и что собачий запах заглушает даже запах антисептиков, и что сегодня на ужин у них снова будут копченые сосиски.

Доктор склонился над нею с иглой в руке. Она напряглась, приготовившись к мгновению, когда игла пройдет через плевру. Она старалась думать только о том, что это поможет ей поправиться, хотя сама она не замечала никаких перемен. Да, это должно помочь ей, все уверяли ее в этом.

Доктор Мёрчисон Лейд улыбнулся своей профессиональной улыбкой и потрепал ее по руке.

— В конце месяца мы отправим вас на рентген, и тогда увидим, как продвигается дело. Хозяйка говорит, что вы послушная девочка и выполняете почти все, что требуется, только вот надо больше считаться с доктором Отдыхом.

Она улыбнулась вымученной улыбкой. Лучше бы он не обращался с ней, как со слабоумным ребенком. Ей отчаянно хотелось расспросить его о многом, но у доктора Мёрчисона Лейда никогда нет времени на разговоры.

— Он очень занятой человек, мисс Блейкли. Когда человек так занят, как доктор Мёрчисон Лейд, нечего ожидать, что он будет часами беседовать с каждым больным, — строго выговаривала ей хозяйка, когда Джэн вздумала пожаловаться ей после ухода доктора Лейда.

Когда Джэн вернулась к себе в комнату после поддувания, в ней бушевало возмущение. Интересно, с другими больными он так же мало разговаривает, как с ней? «Нет, он должен был найти время, чтобы поговорить со мной, — твердила она про себя. — Я должна знать, что со мной происходит. Я не дурочка. Он должен был прямо сказать, что происходит со мной, и я постаралась бы поправиться. Я хочу поправиться. Я должна поправиться. Слишком дорого все это стоит Барту».

Раз в месяц она проходила осмотр. В самой процедуре не было ничего страшного, неприятно было лишь состояние напряженного ожидания и неуверенности. Она снова и снова терялась в догадках, что же там слышит доктор, когда, зажав трубки в ушах, он постукивает чашечкой фонендоскопа по ее спине, как будто прикладывая к ней еще одно волшебное ухо, которому открыто то, чего не увидеть простым глазом.

Со всякими «осмотрами» и «терапией» доктор Мёрчисон Лейд справлялся так же проворно, как и со всем прочим. Стоя посреди столовой, Джэн чувствовала себя словно преступница перед судом. Опустив плечи и свесив на грудь голову, она стояла обнаженная до пояса и повиновалась его властным приказаниям.

— Нагните голову, откашляйтесь, дышите. — Стетоскоп ползал по ее спине. — Откашляйтесь… дышите… — Стук-стук…

Что он там слышит? Какие изменения происходят у нее внутри? Что открывают ему ее легкие через непроницаемую оболочку плоти, через перегородку ребер и плеч?

— Скажите «тридцать три».

— Тридцать три! Тридцать три!

Почему эти слова «тридцать три» отзывались в ее сознании как зловещий приговор? Иногда ей хотелось спросить его, что это значит. Пока он выслушивал и выстукивал ей спину, она принимала решение спросить его об этом, но когда стетоскоп передвигался по груди, мужество ее улетучивалось. Она смотрела на грубое, пышущее здоровьем лицо доктора, и вопрос замирал у нее на языке. Он обращался с ней, как с ребенком, и в его присутствии она чувствовала себя настоящим ребенком, и боялась его рассердить.

— Кашлять, дышать… Хватит!.. Кашлять, дышать… Хватит!..

Это было похоже на какую-то причудливую гимнастику. Доктор отрывисто выкрикивал приказы, она выполняла их, и только фонендоскоп знал, что же там происходит у нее внутри. Иногда ей казалось, что костяная чашечка фонендоскопа была такой же скрытной, как лицо доктора. А может, она и ему ничего не раскрывает, так же как и ей. Эта мысль доставляла ей какое-то злорадное удовольствие. Когда-нибудь фонендоскоп обманет его, как обмануло Джэн ее собственное тело. Можно видеть только оболочку своего тела. Внутри же происходят какие-то изменения, возникают и разрушаются ткани, может быть, неожиданно появляются поражения, может быть, поражено уже и второе легкое… может быть… может быть…

Леонард расположился в шезлонге у окна и читал им вслух. Голос у него был тихий и низкий. Джэн вязала, а миссис Карлтон смотрела на Леонарда.

Он часто читал вслух для миссис Карлтон, а Джэн слушала, но обычно, когда он, как сегодня, читал стихи, она прислушивалась только к звучанию его голоса, к музыкальному ритму строк, не вникая в их смысл. Сегодня же слова вдруг поразили ее своей мучительной горечью: