Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

— Если тебе это интересно, то у Барта голова тоже работает.

— Вот как? Ну что ж, тебе видней. Так или иначе, он, видимо, скоро и сам обнаружит, что когда начинается чахотка — «прощай, любовь!».

Джэн почувствовала, как вокруг наступило неловкое молчание.

— Ну, ну, — проговорила Линда. Ее хорошенькое ожесточенное личико было сосредоточенным — она делала себе укол, — ну, ну, у вас еще все впереди.

— Что впереди? — Слова эти, словно выстрел, прозвучали в ушах Джэн, когда она произнесла их вслух.

Линда не ответила.

Джэн покидала Локлин. Она сидела на краешке кровати и смотрела, как Дорин вынимает из шкафчика ее вещи и аккуратно упаковывает их в чемодан. Ей не верилось, что она уезжает отсюда и что она пробыла здесь всего каких-нибудь пять недель. Так, должно быть, чувствуют себя заключенные, выходя из тюрьмы.

«Больше никогда в жизни, — думала она, глядя на сестру, проверявшую, все ли вещи она уложила, — больше никогда в жизни не заставят меня лечь в такую больницу. Здесь хуже, чем в тюрьме, потому что там хоть все преступники, а здесь только на нас троих клеймо. К тому же в тюрьме хоть есть камеры-одиночки».

Глядя на серьезное лицо Дорин, на аккуратные завитки ее темных каштановых волос, выглядывающие из-под элегантной шляпки, Джэн чувствовала прилив благодарности и любви к сестре за все, чем она была для нее, за ее доброту и сочувствие, испытывала огромную радость от того, что Дорин ей всегда поможет, что бы с ней ни случилось.

Дорин подняла голову.

— Вот и все.

Джэн нагнулась поцеловать Бетти, полную и хорошенькую в стеганой больничной курточке.

— До свидания, Бетти, до встречи. Желаю тебе поскорей покончить со своим стрептомицином!

— Бозе мой, какое это сцястье будет! — восторженно взвизгнула Бетти. — Я как подумаю, сто мне осталось только сто уколов и сто я больсе двухсот узе сделала, так просто поверить в это не могу.

— Еще бы! — Линда стряхнула пепел, целясь в пепельницу. — Первые пятьсот уколов всегда самые трудные.

Джэн стояла у своей кровати.

— До свидания, Линда.

Линда подняла на нее ясные жесткие глаза.

— До свидания! Жаль, что уходишь.

Джэн колебалась. Она не знала, протягивать ей руку Линде или нет. Линда сама разрешила эту проблему, подняв с покрывала книгу и повернувшись спиной, так что Джэн видела только ее вызывающе поднятое плечо и впалую щеку.

Джэн помялась в дверях, еще раз взглянув на маленькую комнатку, уже нагретую жарким послеполуденным солнцем.

— До свидания, девочки, — сказала она громко, — желаю вам удачи!

— Тебе тозе, Дзэн, — прошепелявил тонкий голосок Бетти.

— Желаю удачи, Линда, — повторила Джэн.

— Тебе тоже, — бросила Линда через плечо. — Что-что, а удача нам понадобится.

Хозяйка помахала им на прощание из дверей столовой, служившей одновременно и конторой, и приемной, и операционной. Джэн старалась смотреть только вперед, прямо перед собой, чтобы не видеть через открытые двери по сторонам вестибюля тесноту убогих комнатушек, заставленных кроватями. Она старалась сдерживать дыхание, чтобы не слышать одуряющего запаха дезинфекции. И, выйдя из дому, она, как узник, вышедший из тюрьмы, полной грудью вдохнула свежий сладковатый аромат садика перед домом. По обе стороны узкой, мощенной плитами дорожки ярко зеленела трава, цвели исландские маки. И только уже позолоченная увяданием листва тополя у ворот, без умолку шелестевшая и трепетавшая в порывах легкого ветерка, трепавшего волосы Джэн, — только эта желтеющая листва напомнила ей, что прошло уже много-много дней с той поры, когда она впервые вошла в эти ворота и когда тополь был зеленым и по-летнему свежим. Желто-золотистый лист, медленно кружась, упал к ее ногам. И когда она осторожно нагнулась, чтоб поднять его, воздух как будто перекатился в ее груди.

Пайн Ридж дремал на пустынном склоне Голубых гор, укрывшись за стеной стройных сосен, вздымавшихся в небо на западе. А внизу, под ним, заросшие лесом долины сбегали к прибрежным равнинам и к морю.

Сестра Воон отвела их в миленькую комнату, двери которой выходили на широкую веранду. По сравнению с тесной палатой в Локлине эта просторная комната на двоих, с широкими окнами, не заставленная лишней мебелью, казалась сущим раем. Но для Джэн это была лишь новая тюрьма.

Казалось, что мертвенная тишина, застывшая над Пайн Риджем, порождена самим санаторием и была его неотъемлемой частью, так же как синяя дымка над долинами — извечной и неотъемлемой принадлежностью этих гор.