Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

Черный массив Каноболаса выплыл из просторов равнины, и на его гребне ярко засветились огни Оранджа. Барт поежился от холодного ветра и натянул свой зеленый армейский свитер. Он нарочно оставил его при себе, зная, что душная ночь сменится холодом, как только поезд с равнины поднимется в горы.

Шумная станция была живым островком в ночи. Жизнь здесь била ключом, звучали голоса, гулко отдавался звук шагов на асфальте, возбужденно бегали в поисках мест новые пассажиры, а старые, протирая заспанные глаза, выходили из поезда.

Барт распахнул дверь и выпрыгнул на платформу.

В станционном буфете было полно народу. Позвякивали чашки, пассажиры выкрикивали заказы, дребезжала касса, было жарко, и в воздухе плавал сладковатый пар.

Барт взял чаю и сандвич и стал доливать в толстостенную чашку с чаем молоко, глядя, как оно расплывается там дрожащими волокнистыми кругами, смешиваясь с обжигающе-горячей черной жидкостью. Он сонно проделывал это привычным движением, наверное, уже в тысячный раз за свою жизнь.

Когда он потянулся за сахаром, девушка, стоявшая рядом, улыбнулась ему, извиняясь, и подтолкнула вдоль стойки сахарницу.

— Простите, — сказала она, зевая, — я еще не совсем проснулась.

Барт улыбнулся в ответ.

— Ничего. Все уже успели заснуть, пока мы доехали до этой харчевни.

Он глотнул, и у него дух захватило. Это был настоящий кипяток, который обжег глотку и оставил саднящий след в пищеводе. Барт добавил молока.

— Ух! Горячо!

— Правда? И все-таки лучше пить таким, чем потом сломя голову бежать за поездом.

Чай обжигал глотку, прогоняя ночную сонливость. Девушка смерила его взглядом поверх толстого края чашки. Она явно хотела завязать с ним разговор — это уж точно.

— Когда я схожу с поезда среди ночи, я всегда себя чувствую, будто я на необитаемый остров выброшена.

— А он довольно плотно населен, этот необитаемый остров.

Два пьяных солдата вдруг уткнулись в Барта, с трудом удерживаясь на ногах, и ему пришлось обеими руками придерживать чашку.

— Подумать хорошенько, так ведь можно и в душе носить свой необитаемый остров, правда?

Барт пристально смотрел в ее глаза, такие темные, что зрачков невозможно было отличить. На платформе послышался первый удар колокола. Голос дежурного объявил, что пора садиться на поезд. Барт подхватил девушку под руку, и они поспешили вслед за бегущими пассажирами.

— Скорей, скорей, а то останемся.

На мгновение они остановились.

— Куда теперь?

— Мы здесь — в четвертом вагоне.

— А я в третьем классе, возле паровоза.

Они побежали вдоль состава к ее вагону.

В дверях она остановилась.

— Спасибо за компанию, — она улыбнулась ему. — А теперь пойду растолкаю мужа, он там храпит без задних ног.

Раздался гудок, потом шипение выпускаемого пара покрыло все остальные звуки.

Барт поднял руку, шутливо взял под козырек и, побежав вдоль платформы, вскочил на подножку уже уходившего вагона.

Да-а! Забавно это вышло. Встретилась ему девушка среди ночи, поболтала с ним за чашкой чаю, приглянулась ему, а, оказывается, у нее там муж «храпит без задних ног». Она нарочно сказала ему об этом. Барт вспомнил ее задорно приподнятые брови, зовущий рот, высокую грудь, обтянутую свитером, и удивился, как ему вообще удается спать, этому мужу.

Чашка чаю окончательно прогнала сон, а встреча с девушкой взволновала его. Он свернул сигарету, закурил и, снова высунувшись в опущенное окно вагона, стал смотреть на расстилавшуюся перед ним волнистую равнину. Вышел горбатый месяц, осветив восточную часть неба, и на его фоне стеной вырисовывались дальние отроги Голубых гор. Вскоре темнота стала рассеиваться, как прозрачная завеса, и бледное сияние осветило скошенные луга и одинокие фермы, спящие под серебряным лунным покрывалом; густые тени елей, дубов и раскидистых ив казались неуместной и чуждой роскошью в этом мире бледных теней, какими-то пришельцами в этом спящем пространстве, где только тощие, как скелет, эвкалипты были на месте.

В венце холмов бледно роились огни Батерста. А вскоре появился сам город, и при виде его на Барта нахлынули горькие воспоминания, травившие душу. Он вспомнил такую же вот ночь, как эта, когда мать, отец, маленькая Нэнси и он до самого утра ждали здесь отправления на фронт восьмой дивизии. Его брат Боб был в этой дивизии, и все они приехали в Батерст, чтобы проститься с Бобом. Конечно, официально отправка дивизии считалась военной тайной, но, пожалуй, родные доброй половины всех солдат дивизии съехались в этот сонный городок, чтобы в последний раз увидеть своих перед разлукой. Барт тогда еще учился в средней школе.