Виль Липатов - Игорь Саввович

На молодого Белинского – вот на кого походил член областной коллегии адвокатов. Осененное чело совершило плавно-грациозный полукруг, умные влажные глаза приблизились, пахнуло тонким одеколоном. И галстук на Валерии Николаевиче был преотличный – французских кровей.

– Коротко суть дела выглядит следующим образом, – отлично поставленным голосом сказал он. – Вы – нападающая сторона. Мало того, вы пьяная нападающая сторона, что, как известно, отягощает вину.

«Старательный!» – протяжно подумал об адвокате Игорь Саввович, а сам притронулся пальцем к плечу шофера дяди Васи.

– Слушаю, Игорь Саввович! – готовно отозвался шофер.

– Город знает о драке?

Игорь Саввович теперь жил по своей шкале отсчета событий и людской ценности, навеянной голубым ельником, не терпящим суеты и театральщины, неизбежных в каждом деле, требующем накала страстей. «Дядя Вася все знает! – спокойно думал Игорь Саввович. – Они и догадаться не могут, сколько важного знает дядя Вася!»

– Шоферы гаража знают, Игорь Саввович! – после короткой паузы ответил водитель. – А таксисты, эти балаболки, на всех переулках трезвонят… – Он усмехнулся. – Говорят: «Молоток Гольцов. Троих уложил, а был… того».

Новое асфальтовое шоссе тянулось через жидкие сосновые рощицы и подлески, потом открылся старый кедрач: низкое солнце, пробиваясь сквозь деревья, то вспыхивало молнией, то гасло; встречные машины опасливо сторонились бешено мчавшейся черной «Волги» с круглым номером 99-99 РОГ, и это были те самые балаболки-таксисты, которые трезвонили о драке в Пионерском переулке на всех перекрестках города.

– Нападающая пьяная сторона! – прислушиваясь, повторил Игорь Саввович и помолчал. – Так что? Ведется следствие?

Светлана и адвокат Валерий Николаевич быстро переглянулись.

– Все началось той же ночью, – ответила Светлана, мучительно волнуясь. – После нашего ухода вызвали машину «Скорой помощи», затем приехали из милиции… Тебя, оказывается, узнали, говорили, что ты начал драку. Утром, через полчаса после твоего отъезда, позвонил некий Селезнев. Он и ведет твое дело… – Жена вцепилась кровавыми от маникюра ногтями в спинку переднего сиденья. – Все они… все они против нас! Эти жильцы, этот сын дворничихи, весь этот страшный, страшный переулок.

Адвокат снисходительно улыбнулся. Раскрепощенный такой и по-жречески многозначительный.

– Уважаемая Светлана Ивановна, – неторопливо проговорил он, – думается, что в деле, подобном на-ашему, эмоциональная окраска опасна. Не благоразумнее ли спокойно и беспристрастно рассматривать факты и только факты…

Шофер дядя Вася сердито хмыкнул, но, конечно, ничего не сказал. Он относился к числу тех водителей «хозяйских» автомобилей, которые говорят только в двух случаях: когда их спрашивают или возникает необходимость докладывать о технически неисправном состоянии автомобиля. Однако хмыканье дяди Васи было понятно: шоферу, как и самому Игорю Саввовичу, не нравился лощеный и томный адвокат с умненько нахмуренным лбом, который вел себя так, словно Гольцов и Гольцова были с потрохами вверены в его заботливые руки.

– Мир удивительно тесен! – между тем многозначительно, но с легкой иронией говорил адвокат. – Ваше дело, Игорь Саввович, ведет мой сокурсник по Московскому юридическому институту Юрий Ильич Селезнев, старший лейтенант милиции. Принципиальный и беспристрастный человек!

Морковкино поле – вот так назывался пустырь, мимо которого по прямому шоссе с напряженным гулом неслась машина, и здесь, на пустыре, под сухой осиной, как всегда, темнела знакомая, заржавевшая железная кровать – она стояла ровно, на всех четырех ножках, с продавленной, но целой сеткой… Положить матрац, подушку, улечься на спину, смотреть, как плывут по небу облака, а уголком глаза видеть спешившие без надобности суетливые машины…

– Кое-что, значит, проясняется! – потирая руки, проговорил Игорь Саввович. – Где повестка, напечатанная на плохой серой бумаге? Вы заметили, что во всех детективах повестка отпечатана непременно на плохой газетной или оберточной бумаге.

– Игорь, Игорь, остановись! Не время шутить!

Он протянул руку, снисходительно потрепал Светлану по плечу, небрежно усмехнулся:

– Кто знает, когда надо шутить, а когда плакать?

Проехали Морковкино поле, исчезла странная кровать под сухой осиной, и шоссе уже понемногу забирало вправо, чтобы вскочить на последнюю горку, с которой откроется взору весь благословенный Ромск с непременной золотой точечкой на большом куполе Воскресенской церкви. Потом шоссе уйдет вниз; собственно город надолго спрячется за купы тополей, так как сразу после этого начнутся окраины – царство частных домов, богатое, веселое, по праздникам пьяное.